Облачный атлас

У меня не было другого выбора, кроме как ждать-смотреть. Мероним была по самому делу поп’лярна. Женщины поверяли ей реши’льно все, пот’му шо она была со стороны и не п’редавала Старушке Молве никаких секретов. Аббатисса попросила нашу гостью обучать детей числам в школьной, и Мероним согласилас’, ей. Кэткин сказала, шо учи’льница она хорошая, то’ко не учит их ничему сверх Смекалки Аббатиссы, хоть Кэткин знала, шо она могла бы, если бы захотела. Нек’торые школяры даж’ стали раскрашивать себе лица чернилами, шоб походить на Предвидящую, но Мероним велела им всем умыться, иначе она ничему их учить не будет, пот’му шо Смекалка и Цив’лизация не имеют ничего общего с цветом кожи, не, ничего общего.

Ну и вот, однажды вечером, сидя на нашей в’ранде, Мероним расспрашивала об иконах. Икона — обиталище души? аль общая память о лицах, родстве, возрасте и всем таком прочем? аль молитва Сонми? аль надгробный камень, написанный в этой жизни и п’редающий послания в следующую жизнь? Вишь, у Предвидящих всегда все вертится на шо да поч’му, им никогда недоста’чно, шо шо-то просто есть, шоб оставить эт’ в покое. Здесь, на Мауи, Дуофизит вел себя так же, не? Дядюшка Биз пытался ответить, но запутался и сбился. Он признался, шо точно знал, шо такое иконы, пока не начал эт’ объяснять. Иконная, сказала тетушка Биз, сводит воедино прошлое и настоящее жителей Долин. Тогда не часто случалос’, шоб я мог прочесть чьи-ни’удь мысли, но в тот такт я видел, шо К’рабельщица думает: Ого, тогда мне надо бы навестить эту Иконную, ей. Не, я ничего не сказал, но на следу’щее утро отправился на Костяной берег, где и спрятался на макушке скалы Сам’убийц. Вишь, я думал, шо если я смогу застукать чужеземку за непочти’льным обращением с нашими иконами аль, еще лучше, за осквернением какой-ни’удь из них, то смогу натравить на нее старших жителей Долин и открыть глаза своему народу и родичам на подлинные замыслы Предвидящей.

Значит, сидел я, ждал на скале Сам’убийц, думая обо всех тех беднягах, к’торых Джорджи спихнул там в скрежещущую внизу пену. Ветреное то было утро, ей, хорошо помню, свистела дюнная трава, хлестали ветви кустов с кровавыми цветами, и стреми’льно неслис’ буруны, один за другим обруш’ваяс’ на берег. Я поел грибных лепешек, шо прихватил с собой на утрик, но прежде чем с ними покончил, кого же я уследил, кто топал по направлению к Иконной, как не Мероним, ей, и с нею рядом — Нейпс из Инуе! Прижимаяс’ друг к другу и разг’варивая тихо-невнятно, как воры! О, мысли мои тогда так и завертелись! Нейпс, он шо, намерен сделаться правой рукой чужеземки? Допустим, он собирается заменить Аббатиссу как вождь Девяти Долин, как то’ко Предвидящие погонят нас всех через Кохалы и дальше, в море, с помощью своей змеиной-иудской Смекалки?

Надо сказать, у Нейпса была своя привлека’льность, ей, все любили и его самого, и его шутки-прибаутки, и улыбку, и все такое. Если я г’ворил языком коз, то Нейпс, шо ж, вроде как г’ворил языком людей. Вы не могли не верить людям, к’торые могли так ловко заарканивать слова, как он. Нейпс и Мероним вошли прям’ в Иконную, храбро, к’буто пара петушков. Собака Пай осталас’ ждать снаружи, там, где ей велела оставаться Мероним.

Неслышно, как ветерок, я прокрался внутрь вслед за ними. Нейпс уже подпер дверь, шоб внутрь падал свет, так шо она не скрипнула, когда я на цыпочках вошел туда позади них. Замерев у тусклых-темных полок, где хранилис’ самые старые иконы, я слышал бормотание Нейпса. Замыслы-заг’воры, так я и знал! Подобрался поближе, шоб услышать все, шо услышу.

Но Нейпс хвастался своим прапрадедом по имени Трумен, ей, это имя, Трумен третий, до сих пор гуляет по разным историям на Большом острове, да и здесь, на Мауи, тож’. Ладно, если вы, молодые, не знаете истории Трумена Нейпса, то время пришло, так шо сидите тихо, наберитес’ терпения и п’редайте мне эти треклятые вод’росли.

Трумен Нейпс был копателем-собирателем в те давние дни, когда добро Древних все еще мож’ было отыскать в кратерах там и сям. Однажды утром в голове у него укоренилас’ идея насчет того, шо Древние могли припрятать кое-шо ценное на Мауна-Кеа для вящей сохранности. Идея эта крепла-росла, пока к вечеру Трумен не настроился на то, шо взойдет на эту страшную гору, шоб увидеть то, шо увидит. Его жена увещевала его: Ты спятил, на Мауна-Кеа ничего нет, кроме Старого Джорджи и его храмов, укрытых за стенами ограды. Он не позволит тебе войти, если то’ко ты уже не умер и твоя душа не в его власти. Трумен то’ко и ответил: Ступай спать, полоумная старушенция, ни капли правды нет в них, жалких предрассудках, и, значит, сам спит-просыпается и ни свет ни заря шагает вверх по Долине Вайпио.