«Ты не веришь, оттого что полагаешь, будто духи – подобно тебе самой – не выносят пошлости и приземлённости. Мол, дух пожелает говорить с крестьянкой вроде Годэ, потому что она колоритна и её окружают с одной стороны романтические скалы, с другой – почти первобытные хижины с их простыми очагами, и свет морали ещё не развеял густую тьму вокруг её жилища. Но если духи существуют, то почему бы им не быть повсюду, почему б нам не допустить, что они везде? Ты можешь возразить, что голоса духов могут заглушаться толстыми кирпичными стенами, ворсистой драпировкой и надменными мебельными чехлами. Но ведь полировщики мебели и продавцы драпировок тоже нуждаются в спасении – в надёжных залогах загробной жизни – не меньше поэтов или крестьян. Когда люди верили ни о чём не вопрошая, когда Церковь присутствовала в их жизни непреложной твердыней, – Дух смиренно укрывался за алтарными вратами, а Души держались – большей частью – в пределах церковной ограды, вблизи своих могильных камней. Но теперь они боятся, что им не дано будет восстать, открыть вежды, что небеса и ад – не более чем выцветшие изображения на стенах редких старинных храмов, или восковые ангелы и мрачные страшилища, – и они начинают интересоваться тем, что происходит теперь на этом свете. И если вдруг господин в сияющих ботинках, с часами на золотой цепочке, или дама в бомбазиновом наряде и корсете из китового уса, умеющая с помощью специального приспособленья поднимать свой кринолин при переходе через лужи, – что если эти заевшиеся и скучные люди захотят услышать духов, как слышит духов Годэ, разве это воспрещается? Евангелие предназначено было для всех людей, и если мы существуем последовательно в нескольких состояниях, то материалисты в один прекрасный день проснутся в ином мире. Сведенборг наблюдал, как неверие и ярость исторгаются там из всех пор их тела – и становятся клубками лоснящихся червей…»
«Ты говоришь слишком быстро, я не имею времени поспорить, – сказала я довольно сердито. – Я читала в батюшкиных журналах о столоверчении и о стуках, издаваемых духами, и сдаётся мне, всё это напоминает фокусы для легковерных».
«Ты читала отчёты скептиков, – возразила она с небывалым жаром. – Это тонкое здание легче всего разрушить осмеяньем».
«Я читала отчёты людей уверовавших, – проговорила я непреклонно. – Уверовавших с излишней
«Отчего ты так сердишься, кузина Сабина?» – спросила Кристабель.
«Потому что раньше мне не доводилось слышать от тебя неразумных вещей», – отвечала я, и это было правдой, однако сердилась я, конечно, по иной причине.
«Проделывая фокусы в гостиной, можно нечаянно вызвать настоящих демонов…» – задумчиво произнёс отец.
Ноябрь
До сих пор я считала себя существом, способным на глубокую привязанность. Я сетовала на то, что мне недоставало людей, которых я могла бы полюбить, о ком могла бы быть высокого мнения. Но чего я также никогда не испытывала до сих пор, так это ненависти. И мне не нравится ненависть, охватившая меня теперь, она словно огромная хищная птица, погрузившая в меня свой крючковатый клюв, или жадное чудовище, горячее и косматое, глядящее из меня с яростью; моё лучшее, достойное «я», улыбчивое и благожелательное, совершенно бессильно с чудовищем совладать. Я бьюсь и бьюсь, но никто ничего не замечает. Они сидят за столом и ведут странные метафизические беседы, и я здесь же, с ними – меняю свой облик, точно какая-нибудь ведьма – то раздуваюсь от ярости, то съёживаюсь от стыда, – а они ничего этого не видят. И она меняется в моих глазах. Я ненавижу её гладкие бледные волосы, её зеленоватые глаза, её сверкающую зелёную ножку под юбками; ни дать ни взять змея, пошипывает тихонько, как горшок над очагом; но, отогревшись на доброй, великодушной груди, непременно ужалит своего благодетеля. У неё большие зубы, как у бабы Яги, или как у того волка из английской сказки, который притворялся бабушкой. Отец даёт ей мои поручения, когда она просит какое-нибудь занятие, и сыплет мне соль на рану, приговаривая: «Сабина находит всё это переписывание слишком обременительным, хорошо иметь в помощь другую, столь умелую, пару рук и глаз». Проходя мимо, он гладит её по волосам, касается пальцами завитка у неё на шее. Но она его укусит. Непременно укусит.
Я сама понимаю, что нелепо вот так писать!
В то же время в моих нелепых словах есть смысл.
Ноябрь