Обладать и ненавидеть (ЛП)

Кашель только усиливается, и вскоре он сопровождается восхитительно раздражающим насморком.

Около 15:00 я бросаю пастель, мою руки и выхожу из квартиры на рынок. Я покупаю много свежих овощей, а также все остальные ингредиенты для домашнего куриного супа с лапшой. К тому времени, как я возвращаюсь, Уолт уже уронил голову на стол.

Я больше не могу этого выносить.

Я вхожу и толкаю его в спину.

— Пойдем. Давай.

— Оставь меня, — говорит он, садясь. — Я в порядке.

Я указываю на гору салфеток в мусорном ведре.

— Нет. Не в порядке.

Затем я разворачиваю его кресло и прижимаю ладонь к его лбу. Как и ожидалось, он обжигающе горячий.

— Ты весь горишь.

Его карие глаза пристально смотрят на меня, и впервые за все время он не пугает меня. На самом деле, сейчас он больше похож на грустного щенка, чем на сурового бизнесмена.

— Мне просто жарко, — говорит он, пытаясь развеять мои подозрения насчет его температуры.

— Угу. Ты, наверное, какое-то чудо медицины. А теперь пошли. — Я машу ему, чтобы он встал со стула, а когда он этого не делает, я постукиваю его носком ботинка по голени. — Не заставляй меня пытаться поднять тебя. Я сорву спину, и тогда мы оба будем вздыхать и стонать.

— Я не стонал.

— О, пожалуйста! Ты должен услышать себя. Как будто ты на смертном одре.

Ох уж эти мужчины. Серьезно?

Со вздохом он встает, и я подталкиваю его к большой комнате. Я уже приготовила ему одеяло и подушку там.

Он ложится, выглядит слегка смущенным, затем поворачивается, чтобы понюхать подушку под головой.

Он смотрит на меня почти с удивлением.

— Это твоя подушка.

Я хмурюсь.

— Да. Я не хотела заходить в твою комнату, но я могу сходить за твоей, если ты…

— Нет, — говорит он, прерывая меня почти резким тоном.

— О… хорошо. Тогда просто лежи и смотри телевизор, пока я готовлю тебе суп.

— Какой?

— Куриная лапша, — кричу я в ответ, уходя.

Это не займет много времени. Я нарезаю все, бросаю в кастрюлю и оставляю тушиться, пока нарезаю багет с хрустящей корочкой. Пока суп продолжает вариться, я отправляюсь на поиски лекарства для Уолта. Он дремлет на диване, чтобы я его не разбудила. Я полагаю, он не будет возражать против небольшого вторжения в частную жизнь, если это для его же блага. На пороге его спальни я колеблюсь, как будто собираюсь нарушить какой-то закон. Это глупо. Я вхожу внутрь и смотрю на его неубранную постель. Простыни выглядят мягкими. На его подушке все еще видна вмятина от его головы. Я вдыхаю, и моя грудь наполняется ароматом Уолта. Я нравится это. Как будто комната пропитана им.

Из большой комнаты доносится кашель, побуждающий меня к действию. Я огибаю его кровать и вхожу в его ванную — лишь на мгновение меня останавливает размер этой чертовой штуковины. Я бывала здесь раньше, во время экскурсии по квартире с Ребеккой, но я забыла, как здесь хорошо. Эта ванна для купания — вот из чего сделаны мечты.

Вспомнив о своей миссии, я направляюсь к аптечке рядом с его раковиной.

Первое, что я вижу, когда открываю ее, — это коробка с презервативами. Они находятся прямо на уровне глаз, и их невозможно не заметить.

Я краснею, как школьница, и отодвигаю их в сторону.

Конечно, у Уолта есть презервативы, говорю я себе. Что в этом такого особенного?

Большое дело. Тоже мне важное событие. Большое такое… Черт.

Ладно, двигаемся дальше.

Я обмахиваю лицо, пока ищу какое-нибудь лекарство, чтобы снять его лихорадку. Как только я нахожу дребезжащую бутылочку Тайленола, я закрываю шкафчик и убегаю.

Он там, где я его оставила, на диване, только теперь он проснулся.

— Почему ты покраснела? — спрашивает он, когда я вытряхиваю две таблетки и передаю их ему вместе с водой.

— Я не покраснела.

Он проглатывает таблетки, затем смотрит на меня проницательным взглядом.

— У тебя красные щеки. Ты тоже плохо себя чувствуешь?

— Я в порядке. Не придумывай. Суп будет готов через минуту, — обещаю я, быстро возвращаясь на кухню.

Я охлаждаю лицо, заглянув в морозилку, затем наливаю суп в миску и ставлю ее на поднос вместе с несколькими ломтиками багета. Уолт садится, когда я приношу ему еду в большую комнату. Я расставляю все на кофейном столике, и он внимательно смотрит на это, но не делает ни малейшего движения, чтобы взять ложку.

От супа поднимается пар. Может быть, он беспокоится, что слишком горячо.

— Дай ему секунду, и он остынет.

И все же он ничего не говорит.

— Ты не голоден? Ты должен заставить себя съесть хотя бы несколько ложек. Ты начнешь чувствовать себя хуже, если не будешь есть.

— Спасибо, — говорит он так искренне, что мне становится не по себе.

— Ох. — Я отмахиваюсь от его благодарности, пытаясь уменьшить то, что я сделала. — Это пустяки. Буквально просто бросила кое-что в кастрюлю и оставила тушиться.

Я отступаю, чтобы оставить его в покое, но он хмурится.

— Останься.

— Почему?

Он пожимает плечами.

— Есть что-то в том, чтобы быть одному, когда ты болен.

Я киваю, зная, что он имеет в виду.

— Хорошо. Позволь мне налить немного супа для себя, и я вернусь.

Мы едим, сидя бок о бок на диване, просматривая телевизионные каналы.

— Что ты любишь смотреть? — я спрашиваю его.