Дальше Эллен читать не могла. Пусть они будут вместе с ним, эти письма, и дожидаются её
Она подумала, не положить ли в ящичек и гагатовую брошь из Уитби, но решила, что не следует. Брошь будет у неё на груди, когда траурная процессия отправится поутру в Ходершелл.
Она подбросила в камин угля и поставила несколько поленьев – поникшее было пламя ожило, встрепенулось, – и уселась вблизи и принялась за дневник, как всегда тщательно
Но для чего же так тщательно прятать в герметическом чёрном ларце эти письма? Сможет ли она, сможет ли
Я хочу, чтобы они
Но что, если кладбищенские воры откопают их вновь?
Тогда, может, воздастся по справедливости
Когда-нибудь, но ещё не теперь, надо собраться с духом, написать ей, сказать… сказать… что же?..
Сказать ей, что он почил
Надо ли?
И все глубинные кристаллические сущности, граниты, амфиболические сланцы, сумрачно просияли при мысли, что она не напишет, что послание будет складываться у неё в голове каждый раз по-иному, со смыслом, неуловимым, как Протей, и что после станет поздно для ответа, по приличьям, и вообще
Поутру она натянет чёрные перчатки, возьмёт с собою чёрный ларец и ветку белых тепличных роз, которые сейчас в доме повсюду и не имеют аромата, – и отправится сопровождать его в последнем, незрячем путешествии.
Глава 26