Обладатель Белого Золота

На следующий день путь стал труднее: все круче забиравшийся наверх склон был завален валунами и кусками льда, а поднявшийся ветер дул прямо в лица, норовя сбить Великанов с дороги. Вцепившись в заднюю спинку саней, Ковенант устало тащился следом за Хоннинскрю. Правая рука его дрожала, онемелые пальцы совсем утратили силу. От потери сознания его спасали лишь ветер, «глоток алмазов» и желание как можно меньше обременять своих спутников.

Двигался Ковенант словно во сне — казалось, что кряж нависает над его головой, а каждый глоток холодного, разреженного воздуха терзает легкие, словно ржавая пила. Он чувствовал себя слабым и уже не верил в то, что когда-нибудь доберется до Ревелстоуна. Но, тем не менее, он вытерпел все. Ковенант уже давно перестал выполнять незыблемые для всякого прокаженного правила, но их дух, дух упорной борьбы за выживание, у него сохранился. Привычка, ставшая частью его натуры, оказалась сильнее и страха перед грядущими испытаниями, и боли перенесенных утрат. Даже когда ночь вынудила отряд остановиться, Ковенант держался на ногах.

Следующий день был еще хуже предыдущего. Холодный воздух напоминал о стуже, источавшейся аргулехами. В лощинах, по которым продвигался отряд, неистовствовал злобный ветер. То и дело Кайлу приходилось помогать то Линден, то Ковенанту — а порой и кому-нибудь из Великанов, которым было непросто управляться с санями. Однако решимость отряда не могло поколебать ничто. Великаны рвались все выше и выше, словно желая доказать, что им по силе любые кручи. А вместе с ними, не уступая, а может быть, и превосходя в упорстве Ковенанта, шла Линден. Глаза ее остекленели от холода, щеки побелели, как мел. Но она выдержала все.

На ночь отряд встал лагерем в створе прохода между вздымавшимися к небесам остроконечными пиками. За этим проходом уже не было видно гор — во всяком случае, настолько высоких, чтобы их касался отблеск заката.

Приготовить ужин оказалось не так-то просто: чтобы завывший в ущелье ветер не задул и не разбросал костер, Великанам пришлось соорудить из одеял заслон от ветра. Однако, в конце концов, им удалось и разогреть пищу, и вскипятить воду, необходимую Линден для перевязки.

Когда она размотала бинт, Ковенант с удивлением увидел, что раны, его почти зажили. Обработав еще не затянувшиеся порезы, Линден бережно наложила новую повязку.

Признательный за ее заботу, терпение, просто за ласковое тепло ее рук и не находивший нужных слов, Ковенант пытался поблагодарить Линден взглядом. Однако она не поднимала на него глаз. Движения ее были резкими и нервными, голос — когда она заговорила — каким-то потерянным, заброшенным и одиноким, словно те горные пики.

— Мы приближаемся к… — Она сделала растерянный жест, по-видимому обозначавший ветер… — Этот ветер, он не настоящий. Не естественный. Это реакция на нечто — уж не знаю на что — находящееся с той стороны.

На лице ее появилась натянутая улыбка.

— И, если хочешь знать, по всем моим ощущениям выходит, что здесь уже два дня как стоит солнце пустыни.

Линден умолкла. Молчал и Ковенант, ожидая продолжения. Солнечный Яд с самого начала был для Линден мучением. Сверхчувственные способности делали ее особенно беззащитной перед этим Злом, ибо чередующиеся засуха и загноение мира, пожар пустыни и плач деревьев она воспринимала с особой, недоступной иным остротой. Гиббон предсказывал, что мироздание будет разрушено отнюдь не Ковенантом, но ею. Что ее видение станет источником всеобщего Осквернения, задуманного Презирающим. Тогда же ее коснулся Опустошитель. Квинтэссенция злобы влилась в ее уязвимую плоть, и потрясение оказалось столь сильным, что Линден два дня пребывала в беспамятстве.

Когда же она пришла в себя, после того как Ковенант вызволил ее из узилища в Ревелстоуне, пережитый ужас заставил ее возненавидеть свои способности. Она умоляла его пощадить ее, как он пытался умолить Джоан. Лишь поняв, что ее видение открыто не только злобе, но и всей красоте мира и что оно наделяет ее способностью к исцелению, Линден несколько воспряла духом.

Теперь Линден стала совсем другой женщиной: страшно было подумать о том, как она изменилась. Но ее восприимчивость к скверне Солнечного Яда осталась той же. Ковенант не мог знать, что у нее на сердце, но знал, как знала и она сама, что скоро ей придется оказаться под бременем слишком тяжелой для нее ноши.

Ноши, что никогда не выпала бы ей вторично, не позволь он себе лживо убедить ее, будто у них может быть общее будущее.

В свете костра лицо Линден казалось красным от возбуждения. В глазах плясали отблески подстегиваемых ветром языков пламени. Создавалось впечатление, будто ей не удается придать чертам своего лица обычную строгость. Она возвращалась туда, где все было пронизано Злом. Линден чувствовала себя обреченной.

— Я никогда не говорила… — вернулась к разговору Линден, — …потому что хотела все забыть. Мы покинули Страну и забрались так далеко, что даже угрозы Гиббона стали казаться нереальными. Но теперь, — она непроизвольно проследила взглядом за ветром, — теперь это не идет у меня из головы.