Обладатель великой нелепости

На миг у Германа появилось подозрение, что она может видеть его, приникшего к глазку, даже через дверь. Его охватило чувство беспомощности: «Если я ей не открою, то она может…»

Словно подтверждая его мысль, Лиза произнесла:

– Я знаю, что вам нехорошо. Вы тогда выглядели просто ужасно, я боюсь за вас.

Герман продолжал лихорадочно соображать.

– Гера, это глупо. Откройте!

Его рука потянулась к дверному замку.

– Откройте, иначе я вызову… – она не уточнила, кого именно собирается вызвать, но Герман не сомневался, что ее угроза может быть приведена в исполнение.

Он взялся за ручку.

«Остановись! Прекрати это немедленно! Ее могли подослать Добрые Доктора! Ты переступил Порог…»

Плевать он хотел на них вместе с Помощниками… и вообще, что за чушь?

Если он не откроет…

Хватит!

«Разве ты не обратил внимания, который теперь час? Подумай и не будь идиотом!»

– Гера, по крайней мере, ответьте мне, с вами все в порядке? – похоже, она действительно не собиралась отказаться от своих намерений просто так.

Однако он продолжал молчать, чувствуя, как его начинает захлестывать ярость.

Если эта дура не уймется, он будет вынужден…

– Герман, если вы сейчас же мне не откроете… – Лиза сделала паузу и продолжила уже более уверенно: – Я позвоню, куда следует. Не заставляйте меня делать это, – слова просачивались сквозь дверь тяжелыми упругими волнами, как приговор из зала суда.

Герман сжал крепче защелку замка – черт с ней, если она так на этом настаивает!

«И что дальше? Подумай как следует хоть секунду! Ты похож на резинового монстра в натуральный рост, накачанного с помощью автомобильного насоса через дырку в том месте, где у человека находится анус. Когда она тебя увидит…»

– Гера, я прошу вас в последний раз!

А может, послать ее через двери ко всем чертям или еще подальше, сказать…

– Все, я ухожу, – Герман увидел через глазок, как она отступила назад. – И вы…

Дверь квартиры распахнулась, его рука крепко схватила все еще говорившую Лизу за руку и втянула в темный коридор, дверь захлопнулась.

Все произошло настолько быстро, что женщина договорила уже в квартире Германа:

– …зываю!.. О-о!..

Она ошарашено вертела головой в темноте.

– Гера? Что произошло? Почему… Господи, что тут за запах?!

Он больше не держал ее, но был прямо перед ней; ярость все сильнее накатывала на него мощными пьянящими волнами.

Герману казалось, что его позвоночник, от копчика до шеи, превратился в раскаленный стержень, покрытый толстой коркой космически холодного льда.

Не сходя с места, Лиза пошарила рукой по стене и зажгла свет.

Увидев его, она собиралась закричать, но шок не оставил ей даже этой возможности – Лиза только таращилась на Германа, ее лицо приобрело тот оттенок, что можно встретить лишь в стенах больничных кабинетов. Когда она стала медленно оседать на пол, домашний халат распахнулся, обнажая одну грудь – маленькую и вялую, как на картинах художников-абстракционистов. Затем рот Лизы искривился наподобие изогнутой концами вниз линии, когда собираются сказать что-то презрительное или осуждающее, и она наконец выдавила:

– О, боже мой… Гера!?

Ему показалось, что она пытается себя ущипнуть за бедро.

– Каким же вы стали… Да вы ведь просто… жуткий УРОД! – она даже хихикнула, а ее неестественно бледные щеки залились ярким румянцем, словно кто-то хляпнул красной гуашью на лицо трупа.

Герман опешил.

– УРО-О-ОД!!! – Лиза стала хохотать, катаясь по полу коридора. Она вдруг схватила Германа рукой за сучковатый предмет, некогда бывший его пенисом.

– А это ЧТО?! Разве это похоже на то, что я думала?! Это… – она буквально захлебывалась собственным хохотом.

Герман на шаг отступил от Лизы, извивающейся, будто в припадке. И со всей силы ударил кулаком по искривленному в издевательском хохоте рту. Женщина отлетела к стене, гулко хлопнувшись об нее затылком. Смех оборвался, но она все еще продолжала всхлипывать, глядя на Германа и пуская окровавленным ртом с выбитыми зубами красную пузырящуюся пену.

– Урод… – прошептала она, оскалившись в безобразной ухмылке; к распухшим губам прилипли мелкие осколки зубов, изуродованные десны казались глубокими озерцами, наполненными вязкой черной жижей.

Герман ударил ее снова, уже ногой – голова Лизы откинулась назад, впечатавшись затылком в стену со звуком ломающейся корки берегового льда, и завалилась на плечо с навечно застывшей гримасой брезгливости. По стене медленно стекали вниз ошметки ее мозгов, будто компания слизней, совершающих неторопливое путешествие.

Он снова перевел взгляд на мертвое лицо.

«А ведь ты убил ее! Ты ее прикончил!..» – прокомментировал один из завсегдатаев в его голове; в голосе звучало даже нечто похожее на восторг.

Ярость, охватившая Германа, оставалась еще сильна, но уже отступала, как морская вода во время отлива, оставляя на голом берегу жухлые водоросли сомнений и суетливо ползающих крабов вернувшихся страхов. Лиза продолжала смотреть ему в глаза с застывшей ухмылкой.