Облака перемен

Одного раза вполне хватит. Я проверял на досках. Сантиметровую насквозь.  И даже не совсем в упор.

Дальше сложнее.

Хорошо бы и этого никто не заметил. Шансы, что кто-нибудь именно в эти секунды будет пялиться из окна, невелики. Тем более что три нижних этажа, судя по окнам, служебные. Буфеты какие-нибудь. Вёдра-швабры. А чем выше, тем круче угол зрения, труднее увидеть происходящее в салоне. Но почему бы, например, скучающей уборщице всё-таки не глянуть. Машина в двадцати метрах от стены. Двадцать метров вверх — примерно, скажем, шестой этаж. С шестого этажа — угол в сорок пять градусов.

Примерно сорок пять. Значит, даже с шестого что-то ещё можно увидеть.

Но сразу после выстрела он как минимум будет без сознания, и я повалю его на бок. Новая позиция: полулёжа и наполовину провалившись на пол. Вдобавок стёкла задних дверей тонированы.

Кровь будет течь на коврик. Конечно, неизвестно, сколько её сразу окажется на торпеде. На заднем сиденье два рулона бумажных полотенец, две литровые бутылки воды. Вода без газа. Я отъеду на двести метров, где глухая стена ресторана.  Там запрещена стоянка, как везде здесь, но чтобы привести салон в порядок, нужно три минуты. Меньше пяти. Я не нарушу никаких правил.

Потом без шума и пыли выеду на набережную.

Может быть.

Я в маске. Номера чистые. Машина мытая. Подфарники горят. Всё в порядке. Никаких оснований меня останавливать.

Но всё равно ехать мимо гаишника рискованно. Бывает, что останавливают и без оснований. Просто проверка документов. Водительское удостоверение и техпаспорт. Пожалуйста. Смотрит. Возвращая документы, непременно бросает взгляд в салон. Счастливого пути. Спасибо. До свидания.

Я тут раз сто заранее проехал. Да, есть один пост, который я не смогу миновать, как ни крути. Но есть и вариант. Если сначала развернуться под мостом, пост оказывается на противоположной стороне. А если вдобавок двигаться в правом ряду с таким расчётом, чтобы загораживала фура или что-нибудь в этом роде…

Да, такой расчёт.

Правда, бывают совсем залётные патрули. Хаотическая расстановка. План «Перехват». Может быть, прямо сейчас за углом стоит машина. Мерцает мигалкой. Или мотоцикл.

Нет, не может мне повезти. Хорошо бы — но не может.

Что делать. Мир полон несовершенств.

Я посмотрел на часы. Сорок две. Ну да, плюс-минус.

Удивительно, но всерьёз меня ничто не волновало. Я был словно в аквариуме. Мир лежал за холодными стеклянными стенками. Всё в нём давно было мной расчислено.

Я не боялся последствий. Последствия прятались за горизонтом. Я боялся лишь последней секунды. Боялся, что в последнюю секунду…

Что? Не хватит решимости? Что за глупость, я был полон решимости. Решимости с избытком, решимость лезла из ушей, вот сколько было решимости.

Но я и накануне об этом думал… и несколько дней назад. Я постоянно об этом думал.

При этом нужное слово никак не наворачивалось… или, может, вообще не было в языке такого слова, вместо него всё «решимость» да «решимость»… но при чём тут решимость, если решимости хоть отбавляй.

Мысль не находила себе подходящего слова. Но и не покидала меня. Она была такой же навязчивой, как желание. В ней не было никакого смысла, в этой мысли, ей следовало бы отстать и забыться. Она была невозможной. Точнее, это была мысль о невозможном.

Что значит — не хватит решимости или чего там. Как может не хватить решимости или чего там. Если всё решено, то о какой решимости речь. Если мне её, решимости или чего там, вдруг не хватит — что это будет?..

Вот он сядет на пассажирское сиденье рядом и…

И я не смогу?

Это будет что-то невозможное. Какой-то страшный позор. Стыд. Много стыда. Стада стыда.

Но я-то собираюсь жить дальше. А чтобы жить дальше, должен иметь хоть крупицу самоуважения.

Ей не могло быть места, этой мысли.

Но она была. Такая же навязчивая, неотступная.

То есть такое всё же могло случиться.

И я этого боялся…

Сорок шесть.

Черт бы тебя побрал.

Можно позвонить. Мол, я тут сижу. Мы вроде на половину четвёртого  плюс-минус. Так я подъехал.

Но нет, лучше выждать. Деловые люди не любят лишних звонков. У него дела на миллион, а тут дребезг по пустякам. Даже, скорее всего, значительно больше, чем на миллион. Если семь лет назад начал с девятисот сорока тысяч, теперь, конечно, куда больше. Десять миллионов. Сто. Вряд ли миллиард. Но понятно, что не бедствует.

А тут трезвонят по ерунде.

И я знал, что нельзя отводить взгляда от двери. Я знал, что стоит сморгнуть, и окажется, что пропустил самое важное.

Пятьдесят две.

Лицо горело. Мне не хватало воздуха. Не сводя глаз с поблескивающих створок, я нашарил ручку.

Дверь распахнулась, стала видна вся башня.

То есть не вся. Чтобы увидеть всю, нужно было посмотреть вверх.

И я отвёл взгляд, чтобы взглянуть вверх.

И ведь я знал, точно знал, сколько раз в этом убеждался — стоит лишь сморгнуть!..

Но ряды возносящихся к ясному небу этажей сами собой притягивали взгляд.

И я не понял, что за кулёк.

Кто-то бросил с верхотуры кулёк.

Из форточки, вероятно.

Какой-то дурак бросил кулёк из форточки небоскрёба. Чёрт знает с какого этажа.

Лень до мусорки дойти.

Кулёк летел вниз.