Облака перемен

Я как мог её успокаивал. Мы говорили о том, что личное счастье дочери стоит любых переживаний матери, потому что мать есть мать. И что жалкие минуты, напротив, ничего не стоят на фоне того, что впереди вся жизнь.

Бросив окурок, она покивала, скорбно сообщив, что внутрь без масок не пускают. И это даже смешно, что во Дворце бракосочетаний такая же чепуха, как в жалкой «Пятёрочке».

Я совершил небольшую оплошность, сделав попытку сослаться на опасности пандемии. Марина не упустила случая поднять меня на смех, саркастически указав, что грипп бывал и ранее, а это просто беспредел. Она вынула из сумки и протянула мне небольшой крестообразный свёрток. Я удивился его тяжести.

Без обмана же, сказала она. Говорю же, крылья четырнадцать сантиметров.

Я придержал тяжёлую дверь, пропуская её вперёд. Там стояла девушка в белом халате и маске. Она наставила на Марину пистолет термометра. Марина сказала свистящее: «Гос-с-с-споди!» Девушка попросила её поправить маску. Моя была на месте.

— Ты чего такой? — спросила Марина, когда мы раздевались.

— Какой? — в свою очередь спросил я, беря номерок.

— Пришибленный какой-то, — безакцентно пояснила она. Она смотрела в зеркало и выпячивала губы.

— Разве, — удивился я. — Да нормальный. Каким мне быть?

Мы прошли в холл. Всюду были зеркала и кресла. Ковры глушили шаги. Рассматривая панно, я остановился у высокой напольной вазы с крупными искусственными цветами. Марина спросила что-то у женщины за столом и помахала мне. Я понимающе кивнул, она скрылась в коридоре.

Утренняя моя радужность и правда заметно полиняла. Казалось, должно было быть наоборот: почему не возрадоваться, если счастливо избежал опасности?..  Я чувствовал раздражение. Нелепица какая-то. А если бы и правда задела эта чёртова «Газель»? Марина снова бы осталась без свидетеля. Но даже эта мысль не могла меня толком развеселить.

Я хмуро рассматривал декор. Стены украшали пилястры. На светло-бордовом пространстве на уровне капителей белела лепнина. Края прямоугольных медальонов очерчивали белые элементы орнамента. На картине в центре был изображён в отдалении Кремль, передний план являл оживлённую заснеженную площадь.

— Ну, — сказала Марина. — И что? И где эти бестолочи?

Она повернулась к дверям. Лицо её вспыхнуло и засветилось радостью.

Лена стояла под дулом термометра. Свадебное платье было не белым, а кремовым. Она обнимала букет пунцовых роз. По-настоящему белой на ней была маска. Но под палевой фатой и белоснежная маска казалась желтоватой.

— Лена! Шура! — закричала Марина на весь дворец, подпрыгивая и так размахивая обеими руками, будто провожала пароход. — Мы тут! Мы тут!

Шура был в расстёгнутом норковом пальтеце, а в руках держал Ленину соболиную шубу.

— Хорошо, хорошо! — крикнула Лена. — Вижу, вижу! Мама, не кричи!

Жених направился к гардеробу. Он кивнул мне, проходя. И пожал плечами, словно уже нашёл человека, с кем можно усмехнуться на равных по поводу всей этой суматохи. Маска у него была капитальная. Норковое кепи закрывало лоб, я видел одни глаза.

Он едва успел разделаться с лишней одеждой, когда женщина в бордовом, в цвет декора, громко возгласила:

— Белицкая! Никаноров!

Лена перехватила букет, взволнованно отвела фату, сняла маску и, смеясь, посмотрела на жениха.

Он тоже снял маску и широко и смущённо улыбнулся.

Это был Александр.

 

* * *

Я никак не ждал, что прошлое так неожиданно всколыхнётся. Всё-таки прошло семь лет. Семь лет — не шутка. Сколько воды утекло. Как всё поменялось.

Я этого никак не ждал, а потому был совершенно не готов к тому, что во мне появится это неукротимое желание.

Между тем оно возникло — и да, оказалось неотступным. Я не мог забыть о нём ни на миг. Оно жило и настоятельно требовало утоления — изо дня в день, из минуты в минуту. Лисёнок, грызущий брюхо.

Я и не подозревал, что способен на столь сильные чувства. Довольно мучительное ощущение.

Я должен был это сделать. И я хотел это сделать.

Правда, я хотел совсем не так, как хочется чего-нибудь приятного.

Вкус был совсем иной: достижение желаемого не сулило ничего хорошего, а, наоборот, обещало много неприятностей самого катастрофического толка.

Другими словами, в намеченном достижении желаемого не могло быть ничего радостного, кроме самого достижения.

Но не такая это и новость. Вот, например, посещение стоматолога.  Что приятного. Однако оно избавляет от не просто неприятного, а совсем невыносимого. Или рвота. Явка с повинной, в конце концов. Разные могут быть аналогии.

Что мне было делать?

 

* * *

Я сидел в машине.

Продумывая схему, я беспокоился о необходимости в нужный час запарковаться в подходящем месте: она выглядела проблематичной. Но нет, в любое время можно было найти свободное местечко, я несколько раз приезжал, чтобы удостовериться. Что и неудивительно, если учесть стоимость парковки. Но ведь не каждый день приходится, можно и заплатить.

Деньги не могли идти ни в какое сравнение с тем, чем предстояло мне расплачиваться.