– Далее в слезах она признается ему, что, не колеблясь, променяла бы всю светскую мишуру и блеск, да и вообще всю постылую ей жизнь на простоту прежней деревенской жизни, жалеет об упущенном счастье с Онегиным – «А счастье было так возможно…», жалеет о том, что уступила мольбам матери и вышла замуж, наконец, прямо признается Онегину в любви – «Я вас люблю (к чему лукавить?)» – и, наконец, произносит ту самую, неверно процитированную вами фразу. Прекрасно. Вот здесь две девушки. Простой вопрос: вас преследует некий давно известный вам и отнюдь не безразличный вам поклонник. Что у вас было раньше, другое дело, но вы для себя уже все решили, и сейчас у вас есть только одно желание – чтоб он ушел и больше в вашей жизни не появлялся. Что вы сделаете – в нескольких кратких, но предельно ясных фразах скажете ему, чтоб он ушел и больше не возвращался, или пуститесь в длительные излияния, в слезливые воспоминания, в жалобы на несчастную жизнь, наконец, прямо признаетесь ему в любви и только после этого попросите вас оставить?
– Ну разумеется первое.
– Но ведь это не просто поклонник, это тот мужчина, к которому вы неравнодушны, которого вы любите…
– Тем более! – почти хором чуть не прокричали девушки.
– Замечательно. Именно это и есть образ действий, естественный для сильной, обладающей достоинством женщины. Между тем, что же делает Татьяна?
– Что это? Вот вы, женщины – дайте объяснение.
Мгновенье помедлив, худенькая девушка, опережая другую, в напряженном раздумье подняла глаза на мужчину.
–
– Возможно. Ну, то есть не обязательно осознанно, не обязательно продуманно, но нет ли у вас ощущения, что, говоря с ним таким образом, желая того или нет, осознавая это или нет, она как будто на что-то намекает, как будто подспудно его к чему-то подталкивает? Ладно, все это пока не важно, отметим это и посмотрим, что случилось после – когда Татьяна ушла и «стоит Евгений, как будто громом поражен». Вспомните:
– Итак: «звон шпор». Муж Татьяны – генерал. Генералы по дому в шпорах не ходят. Ну, то есть в шпорах по дому никто не ходит, но для генерала вообще быть в сапогах со шпорами – не такая уж частая вещь. Просто потому, что генералы не так уж часто ездят верхом. Генерал может быть в шпорах – на учениях, на высочайшем смотру, но после этого он переобувается и, как и все, едет домой в коляске. И уж тем более он не врывается в шпорах в комнату к жене – ведь действие происходит у нее в комнате, практически в ее будуаре – так что могло его заставить так поступить? Причина может быть только одна – находясь в шпорах на учениях или на конной прогулке, он получил какое-то известие – возможно, какое-то письмо, и содержание этого письма было таким, что он, забыв про все на свете, очертя голову, ринулся верхом к себе домой и, спрыгнув с коня, бросился как был, в сапогах со шпорами, в комнату к своей жене. И вот в этой комнате Онегин – в свете только что произошедшего объяснения с Татьяной, всего, что она ему сказала, надеюсь, вы понимаете, что все это значит для него?
Вадим, хмурясь, медленно поднял глаза на мужчину.
– Погодите… Да не хотите ли вы сказать, что…
– Да у него на носу вторая дуэль – неужели не ясно? И в свете этого, неужели вы не понимаете, какое значение приобретают все только что произнесенные Татьяной слова, все ее признания, все излияния? И, главное, то, что все они были произнесены именно сейчас, в этот момент? Вы что, не понимаете, что все, что она говорила Онегину – вне зависимости от ее осознаваемых намерений и желаний, – это
На секунду задумавшись, словно сбрасывая наваждение, Вадим решительно поморщился.
– Ну, бросьте – не может же Татьяна так вот намекать Онегину – вызови на дуэль и убей моего мужа. Бред какой-то и пошлость несусветная.