Облако

* * *

Потолок над головой был низким и шершавым. Потолок, подумал Вадим, какой цельный, какой красивый. Рука, протянутая было над ним, касавшаяся его каски, исчезла из поля зрения. Рука, подумал он, какая длинная и красивая рука, какая яркая и цельная, это, наверно, рука Ратмира, или рука международной транснациональной финансовой олигархии – нет, тьфу, не хочу, та рука, наверно, тоже цельная – кто бы сомневался – но не красивая, совсем не такая красивая, как у Ратмира. Что я размышляю как придурок, подумал он, что это за многоразовые вертящиеся мысли, что это я, или по-другому уже нельзя? Это Ратмир протянул руку, это он, он увидел, что я очнулся, вернее, начинаю приходить в себя, и протянул руку и включил фонарь. Включил на моей каске фонарь, чтоб я мог лучше видеть. Это явно. Это объективно. А повторять сто раз одно и то же – это не объективно. Это, если прямо сказать, просто глупо. Ну-ка попробую я встать. Я ведь лежу? Лежу. Это объективно. Вот и попробую я встать, а для начала сесть на этой тележке, на которой, вероятно, я лежу. Это тоже будет объективно. Или не будет? Шевельнувшись, он попробовал привстать и принять сидячее положение – руки и ноги дрожали, подергивались, но слушались. Великолепно, подумал он (пятно фонаря упиралось в стену туннеля), значит, сигналы больше не путаются. Несколько секунд он сидел, упершись в дно тележки отставленными назад руками. Морок спал, от головы словно что-то отлило, сознание очистилось. Почти полностью придя в себя, почти нормальный, он сидел, поводя головой и световым пятном туда-сюда перед собой. Перевалившись на бок и подтянув ноги, он оглянулся – Ратмир сидел неподвижно, обхватив колени, рядом с ним, как обычно, ровно глядя перед собой; из-за спины его выступала часть клетки с петухом. Как там Петя, подумал Вадим. Или им, петухам, все равно? Окончательно, как ему показалось, придя в себя, он повернулся к Ратмиру.

– Далеко мы отъехали? – спросил он.

Ратмир, перед тем как ответить, по обыкновению молчал несколько секунд.

– Не знаю, – сказал он.

Понятно, подумал Вадим, если перед ним нет одометра, четко, с точностью до метра указывающего пройденное расстояние, то он иначе ответить не может. По обе стороны были стены туннеля, параллельного рельсам пешеходного пути не было, туннель был узкий и железнодорожный. Отъехали, наверно, порядочно, подумал Вадим, уклон был немалый, тележка тяжелая, и еще мы с Ратмиром на ней, плюс петух, с учетом того, что еще неизвестно, когда кончился уклон, проехали, по-видимому, километра два, не меньше. Проверяя себя, он взглянул на тормоз – тормоз был отпущен, значит, тележка остановилась сама, значит, мы на ровной плоскости. Интересно, сколько времени прошло, подумал он, спрашивать Ратмира бесполезно, ответ заранее известен, впрочем, можно посмотреть на мобильном, хоть и примерно, но, кажется, я помню более или менее время, когда мы зашли в этот торговый центр. Достав и включив мобильник, он посмотрел на дисплей – с учетом времени, проведенного в торговом центре и примерного времени, проведенного затем в пути, получалось, что он отрубился часа на два. Нехило. Понять бы теперь, что делать. Ощутив боль, он потер разбитую скулу.

– Петух жив? – спросил он Ратмира.

Тот, на минуту оглянувшись, вернулся четко в прежнее положение.

– Да.

– Уже хорошо.

Так, ладно, все живы, все здоровы, по крайней мере, относительно того, что было не так давно. Теперь только встать и идти. Только физическое состояние, откровенно говоря, не очень, и дело не в скуле (не слабо по морде я сам себе дал), а в какой-то звенящей слабости в мышцах, да и во всем теле, как будто сутки напролет я тележки вроде этой разгружал, а потом сразу заболел чем-то длинным и противным. И настроение. Даже не пойму, какое у меня сейчас настроение, какое-то загруженное и тяжелое, ну да хрен с ним, нельзя на это обращать внимания, иначе совсем раскиснешь и поплывешь, а плыть не надо, надо идти. Подняв голову, он посмотрел по сторонам – туннель, прямой и низкий, уходил далеко во мрак в обе стороны, фонари, не такие, как раньше, – не под потолком, а сбоку, попеременно на каждой стороне, на стыке верхней дуги и боковой стены, – уходили в обе перспективы мутной желтой чередой. Вылезти отсюда, подумал Вадим; проводя рукой по дну тележки, он наткнулся на лежавший там противогаз – молодец Ратмир, догадался снять его с меня, надо только свернуть и упаковать; потянув противогаз, он увидел лежащий на нем листок бумаги, листок был с надписями, без пыли, явно свежий; взяв его, Вадим поднес его к слегка слезящимся глазам, листок был исписан от руки, резким, незнакомым, летящим почерком, это были стихи. Щурясь, шевеля губами, силясь понять, Вадим некоторое время смотрел в листок.