Область личного счастья. Книга 1

— Здравствуйте, — ответила она, гордо вскидывая голову. Ей хотелось как-нибудь выразить свое возмущение, поднять плечи, фыркнуть, сказав свое «ф-фу!». Но не успела. Он спросил:

— А это что за фигура?

— Фигура эта — дорожник. На ремонте, — заносчиво ответила Женя.

— Ага. Значит, дорожник?

Вошедший был небольшого роста, с бледным, утомленным лицом. Разве можно было предположить, что он сможет поднять человека за шиворот? А он именно поднял спящего Гольденко, словно это был один только бушлат.

Встряхнув Гольденко, он поставил его на ноги.

Гольденко ошалело поднимал и опускал щетинистые брови. Спросонок он еще плохо разбирался в обстановке. Наконец сообразив, что перед ним скорей всего новый начальник, он ответил:

— Я вот сейчас только зашел…

Женя растерялась не меньше Гольденко. Ей уже и в голову не приходило возмущенно поднимать плечи. Ей казалось, что ее тоже могут вот так же встряхнуть и поставить на место.

Вообще этот человек, по-видимому, умел поставить на место. Бледное лицо его вспыхнуло. Прикрыв глаза вздрагивающими от возмущения веками, он тихо сказал:

— Встать прямо! Кто вам разрешил покинуть пост? На фронте за такие дела полагается расстрел. Понятно? Идите.

Он проговорил все это не сердито, но так, что лучше бы уж крикнул.

Гольденко выскочил из диспетчерской, на ходу закручивая шарф. Похоже было, что он сам себя стремительно вытягивает за шарф подальше из этого опасного места.

— Ваша фамилия?.. Ерошенко? Так вот, товарищ Ерошенко. Больше десяти минут дорожник не должен находиться здесь. Понятно? Война не только на фронте. Сколько на вашем участке машин?

Женя отвечала, а в глазах ее стоял туман. Она даже не слыхала, как он сказал:

— Сядьте, — и сам первый опустился на скамейку около печурки. Закурил. Распахнул шубу. На кителе — разноцветные орденские колодки, в два ряда.

— Ну, как дела? — отрывисто спросил он.

— Вот так, — несколько растерянно ответила Женя. — Работаем.

Он посмотрел на нее, и Жене показалось, что взгляд его серых глаз сделался мягче. Потеплевшим голосом он спросил:

— У вас кто на фронте?

— Никого, — ответила Женя, — у меня вообще никого нет. Одна. На севере и… одна.

— Вот как, — инженер улыбнулся, прищурив и без того небольшие глаза. — Совсем, значит, одинока. Как сосна.

— Какая сосна? — растерялась Женя, не зная, обидеться ей или тоже улыбнуться, приняв за шутку его сравнение с сосной.

Но он глядел на огонь, плясавший в печурке бешеный свой танец, и вдруг сказал совсем уже мягким, несколько хрипловатым голосом:

На севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна
И дремлет качаясь, и снегом сыпучим
Одета как ризой она.

Женя замерла от восторга. Вот оно, красивое. Ничего, что он так этого Шито-Хезу. Даже хорошо. Он властный и сильный. И такие стихи! Вот какие бывают герои!

Он бросил окурок в печку, встал.

— Вот так, девушка. Дремлет, качаясь. Вот так! А дремать сейчас даже сосне не рекомендую. Бывайте здоровы.

И ушел.

Женя положила руки на грудь, где сердце билось жарко, как огонь в печурке. Ушел. Да разве он может уйти? Нет. Он теперь всегда с ней. Как он сказал про сосну?

Она схватила карандаш, чтобы записать стихи. Но у нее получилось немного не так. Она прочла написанное:

«На севере диком совершенно одинокая сосна.
Но дремать даже сосне не рекомендую».

Не то. Но все равно, это его слова. Стихи эти — Женя вспомнила, — учили в школе, но читал-то он.

Телефонный звонок привел ее в чувство. Пять звонков. Она сняла трубку.

— Женя, ты одна? — почему-то шепотом спрашивала Крошка. — Сейчас звонила вторая, говорит, идет пешком, в белой шубе…

Женя рассмеялась. Опоздали росомахи. Мимо всех будок прошел, а к ней, именно к ней, зашел!

— Знаю, — томно растягивая слова, огорошила Женя маленькую росомаху. — Да не хрипи ты, как ангина. Был, сидел целый час, читал мне стихи про север и про сосны. Ах, Крошка, какие стихи! Я забыла. Что-то: на севере сосна, кругом гремит война, а ты, хоть одинокая, но спать нельзя. Чудно. Ушел на биржу, он там грузчиков поставит на место. Жду. Сказал, зайдет на обратном пути. Да. У нас вот так…

Подошла машина с биржи. Женя узнала у Крошки, что путь свободен. Положила трубку и собралась, как всегда, выбежать на минутку из избушки и махнуть шоферу рукой — дать отправление. А то он два часа просидит в своей кабинке. Но шофер торопливо, словно удирая от погони, сам влетел в избушку.

— Женька, запрашивай путь! Да чего ты колдуешь над графиком, вызывай четвертую. Там этот фронтовик нагнал жару. Грузчики про костер забыли. Сами не хуже костров горят. За двадцать минут погрузили. Герой сам на погрузке стоял за комлевого. Ворочает, будь здоров: меня отправил — на часы посмотрел. Давай путь, Женька.

— Путь свободен, — так нежно сказала Женя, что шофер с удивлением поглядел на нее.

— Ты что?

Женя вздохнула и, продолжая улыбаться, повторила:

— Путь свободен…

— А ну тебя, — махнул рукой шофер и выбежал из диспетчерской.