Область личного счастья. Книга 1

И, убедившись, что все для ужина подано, села против него и принялась за работу, прерванную его приездом. На другом конце большого стола лежали раскроенные куски полотна, из которых она шила рубаху. Вышивка — голубые и синие васильки; где-то он видел такую вышивку.

— Мужа наряжаете? — спросил он.

— И мужу, и вам. На праздники наряжу. Всех. Парням своим уже пошила. Сама бы не управилась, девушки помогли.

— Девушки? Какие девушки?

Валентина Анисимовна улыбнулась.

— Есть тут одна. Да вам-то что?

— Видел я эту вышивку, а где — не припомню…

— Будет время — припомните.

Когда пришел Иван Петрович, начались длинные разговоры, в которых Валентина Анисимовна, как и всегда, принимала самое горячее участие, потому что дело шло о самом кровном, чем жил ее муж и что она считала своим делом.

Когда все трестовские новости были доложены и обсуждены, Иван Петрович сказал, что все это хорошо, но это будущее, пусть ближайшее, но все же будущее. Есть дело, которое нельзя откладывать ни на один день.

В тайгу идет весна. Уже подснежные заговорили ручьи. На болотах проступает темная таежная вода. Скоро на низинах вздуются целые озера. И поплывет лежневка. Остановится транспорт, потому что лесовозы плавать не приспособлены. Недели на две остановка. До сих пор с этим мирились, а теперь нельзя.

— Нельзя, — согласился Корнев.

На другой день, часов в двенадцать, позвонил Иван Петрович и сказал, что он ждет Корнева в пятой диспетчерской. Виталий Осипович дошел до заправочной и, дождавшись попутной машины, поехал в лес.

У четвертой диспетчерской он сошел с машины и велел шоферу ехать не спеша, а сам пошел сзади, наблюдая, как оседает лежневка под тяжестью лесовоза.

Вот погрузились в мокрый мох лаги — толстые сосновые бревна, в которые врублены шпалы. На шпалах двумя рядами лежали пластины по четыре в ряд, образуя две бесконечные ленты, по которым ходят машины. Каждая пластина пришита к лагам березовыми колышками — нагелями.

Машина шла медленно, постукивали пластины там, где ослабли нагели. Здесь никакая опасность не угрожала лежневке. Корнев махнул шоферу — газуй на полный. Шофер мотнул головой и дал газ. Машина ушла, Корнев остался один.

Показался встречный лесовоз. Виталий Осипович сошел с лежневки. Машина проходила мимо него тяжело раскачиваясь, поскрипывали оранжевые бревна, но Корнев смотрел только на лаги, которые погружались в бурый мох, выжимали темную болотную воду.

Это еще не угрожало аварией. Гораздо хуже, если вода поднимется и лаги со шпалами, ломая нагели, вырвутся из-под пластин.

Опасный участок, о котором говорил вчера Иван Петрович, начинался за пятой будкой. Строители дороги там прошли по болоту, укладывая жерди сплошным настилом. На этот настил положены лаги и уже в них врублены шпалы. Получилась надежная, прочная дорога. Но бурная подымалась вода, и угроза была налицо.

Солнце пригрело лежневку. Узорные полосы автомобильных баллонов на обындевевших пластинах почернели, над лежневкой закрутился легкий парок. Виталий Осипович выбрал местечко, где обсохли пластины, и сел. Шумела тайга под ласковым солнечным теплом. Тайга, как и море, шумит даже при полном безветрии, и так же, как моряка успокаивает шум моря, лесовику приятен неумолчный шепот тайги.

Хорошо так посидеть на робком по-весеннему солнечном припеке, покурить и подумать наедине о сложных человеческих делах.

Виталий Осипович курил и думал. Он слышал, как по-ребячьи невинно лепетали сотни ручейков, выбиваясь из-под снега, лежавшего в лесу сероватыми клочьями. И он представил себе, как они, тоненькие, бегут, извиваясь между корней и кочек, блестя на солнце и снова пропадая в тени. И все они стремятся к одной цели — к впадине за пятой диспетчерской. В их невинном лепете заключена угроза. Они бегут к болоту, которое набухает водой, как губка, они заполняют все ложбинки, заливают каждую еле заметную ямку.

И вот тут-то и наступит беда.

Вода изломает прямую линию лежневки, изорвет ее, разбросает по болоту. Все, что с таким трудом построили люди, полетит к черту.

Вот о чем думается, когда разнежишься на весеннем пригреве и задремлешь под хрустальный лепет таежных ручейков.

Виталий Осипович решительно поднялся, бросив папиросу в сырой мох. Посидел, покурил, подумал о сложных делах человека и принял решение. Через несколько минут он подошел к пятой диспетчерской. Избушка, освещенная солнцем, вдруг похорошела, как Золушка, надевшая новый наряд. Дверь была открыта. Виталий Осипович услыхал, как Иван Петрович внушительно говорил:

— Вот и подумайте. От таких перспектив не уезжают.

Ему отвечала Марина:

— Я уезжаю не от перспектив, а к перспективам. Зачем мне быть лесовиком, если меня интересует совсем другое?

В это время вошел Корнев.

Увидав его, Иван Петрович сказал:

— Девушка вызов получила.

— Из института, — добавила Марина с таким видом, словно растерялась от неожиданности. И тут же, рассердившись на себя, отрывисто бросила:

— Не знаю. Подумаю.

Иван Петрович повернулся к Корневу всем своим большим телом:

— Ну?

— Смотрел дорогу. Пусть плавает.