— Не важно… Подарок судьбы. — Тялин поморщился и махнул рукой. — Так вот, у нас имеется не только этот паспорт, но и пиджак с плеча Игнатова. И это очень сильно облегчает нашу задачу. — С этими словами он ногой подпихнул к Максиму стоящий под столом тугобокий портфель. — Там пиджак. Завтра положите во внутренний карман этот паспорт, и пускай ваш человек, тот, что… заляжет на чердаке, оставит его на том чердаке. Это крайне важно. Может быть, важнее взрыва мины или выстрела из гранатомета. Надежный человек?
Максим на секунду замялся. Кто в наше время может за кого-то поручиться? Кто может дать гарантию, если все продается и покупается и перекупается… Если ты делаешь заказ на «мочилово», а потом оказывается, что заказанный сам втихаря перекупил твоего киллера, который всадил свинцовую плюху тебе в затылок… Сколько таких случаев на его, Максима Кайзера, памяти уже было… Но умничать сейчас не пристало, и он решительно закивал:
— Да, надежный, вполне… Бывший срочник вэдэвэ. Последние три года работает на меня. Это один из тех, которые в начале месяца устроили Варягузасаду у мебельного салона на Ленинградке.
Тялин вскинул голову:
— Но их же там было двое!
— Верно. Второй — тоже вэдэвэшник — будет участвовать и в завтрашней акции…
Сергей Гурьевич подцепил вилкой картофельную плюшку, отправил ее в рот и стал задумчиво пережевывать.
— Надеюсь, вы понимаете, — с нажимом проговорил он, — что оба ваши вэдэвэшника окажутся… лишними?
Кайзер молча кивнул и вонзил нож в аппетитно лоснящийся кусок баранины.
Глава 30
Сретенский бульвар выглядел оживленным даже в этот полуночный час, чему в немалой степени способствовали ярко освещенные витрины с выставленными в них всяческими диковинными прибамбасами да круглосуточно открытые увеселительные заведения, радушно распахивающие двери перед каждым посетителем. Ну и конечно, общей атмосфере веселья и разгула содействовала на удивление теплая погода — хотя стоял конец сентября, а прохлады, свойственной московской осени, не ощущалось. Можно было подумать, что на календаре не конец сентября, а конец мая.
Впрочем, сидевшему на лавочке Варягу теплая погода импонировала не приятными воспоминаниями о недавнем лете, а именно умиротворенностью и покоем, столь необходимыми ему в эту тревожную ночь после более чем тревожного дня. Хотя в одной рубашке в сентябрьскую ночь, как бы тепло ни было, долго не просидишь. Но выбора ему не оставалось. События разворачивались таким образом, что иного варианта скоротать время до утра, кроме как сидя вот так на бульварной скамейке, у него не имелось. Ни по одному из трех адресов, которые ему предложил на выбор Николай Валерьянович для ночевки, Владислав предпочел не ходить. Происшествие в Крылатском, едва не стоившее ему свободы, а может, и жизни, утвердило его в мысли, что за него взялись плотно и все его возможные явки наверняка взяты под колпак. И на вокзал не сунешься — все московские вокзалы наверняка просвечивают, выискивая беглого Варяга.
На всякий случай он еще раз попробовал связаться со своим шефом службы безопасности, достал из кар-мана брюк мобильник, пробежался пальцем по кнопкам. В трубке пискнуло, потом щелкнуло, и вежливый женский голос сообщил:
— Абонент временно недоступен. Пожалуйста, позвоните позже. Абонент…
Варяг удрученно выключил аппарат, подержал его некоторое время в руках, прикидывая, кому бы еще позвонить. И со вздохом вернул трубку в карман. Звонить было некому. И выходило, что делать тоже нечего, кроме как терпеливо дожидаться утра. Но только где? Здесь нельзя — через час-другой бульвар притихнет, присмиреет после вечерней бурной жизни, и сидящий в одиночестве мужчина в светлой рубашке наверняка привлечет внимание милицейских патрулей. И загребут ведь, гады, с превеликим удовольствием и в дежурку доставят. Задержание без документов подозрительного мужика прибавит ментуре очередную галочку в месячной отчетности, а если вдруг они сумеют выяснить личность задержанного, то менты вправе будут рассчитывать на лишние звездочки да благодарности на гербовых бланках.
Нет, с этой лавки немного погодя нужно будет линять. Но куда? Елки-палки, неужели в таком большом городе человеку некуда приткнуться? А ведь в столице сейчас сотни, если не тысячи, квартир пустуют, сотни, если не тысячи, бобылок томятся от невысказанной бабьей тоски и одиночества, а он сидит вот никому не нужный на бульваре, и с беспокойством посматривает на часы, и боится признаться сам себе, что бегущие по циферблату стрелки все больше усиливают его тревогу и неуверенность.
От расстройства, наверное, тупо заныла рана на ноге, напомнив о себе в столь неподходящий момент и настроения не улучшив. Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, Варяг стал мрачно наблюдать за прохожими, среди которых преобладали развязные юнцы и еще более развязные девицы. Оно и понятно: пожилые граждане в такое время по московским улицам не шастают.