Облава

— И, милый! — улыбнулся беззубым ртом Иван Васильевич. — Ты ж знаешь, сколько лет мы мучились с этим самым электричеством. Оно сюда проведено вроде как с семьдесят первого года. Как раз перед тем, как маршал Гречко ко мне охотиться приезжал, провели. А через год и антенну телевизионную поставили. На тот случай, если он вдруг снова решит приехать… Да только не приехал товарищ маршал… — без обиды добавил дед, когда они при тусклой лампочке уселись за круглым столом. — Но зато потом в этой моей избушке какие только начальники не перебывали, и областное начальство, и даже из самого Кремля… И сюда, между прочим, не то что электричество, а и правительственную связь можно было бы провести… Одно время ведь хотели наше охотхозяйство сделать правительственным заказником… Но потом решили — в Завидове… Вот и остался я с нерешенными проблемами, как говорится. Как в одном месте кабель под дорогой перебили, так у меня три года электричества не было. Слава богу, недавно дорогу ремонтировали и мне заодно кабель починили. Вот теперь снова со светом. Благодать! А то соляры на дизель не напасешься.

Славик незаметно подмигнул Чижевскому и заодно подначил деда:

— Не выдержал ты, выходит, соревнования с завидовским егерем! А надо было, Иван Васильевич, еще тогда товарищу Косыгину намекнуть, он ведь тоже тут у тебя несколько раз охотился…

Последние слова предназначались Варягу — пусть знает, какой у них знаменитый егерь, с какими необычными людьми за одним столом сидел. Славику были известны маленькие слабости старого егеря. Любил дед посудачить с хорошими людьми, рад был каждому новому собеседнику, а если ему кто по душе приходился, он мог часами рассказывать тому забавные охотничьи истории о своих знакомствах с первыми лицами

Советского государства, теша стариковское самолюбие: лишь бы обстановка к разговору располагала.

Уже через полчаса московские гости в гостеприимном охотничьем домике расслабились, разомлели. Совместными стараниями сообразили на стол, объединив нехитрые лесные припасы хозяина с обнаруженными в багажнике «волжанки» консервами — печенью трески, сардинами и шпротами.

На радость гостям, у хозяина оказалась натопленной банька. Варяг с Чижевским провели в ней полчаса до трапезы, отмываясь от пыли и крови. Потом Николай Валерьянович сноровисто сделал Владиславу перевязку, наложил на раны каких-то травок душистых, которые им порекомендовал старый егерь.

Ну а после бани сели за стол, закусили да выпили по чуть-чуть из пузатой бутылки с коньячной этикеткой дедовой самопальной настойки. Ее крепость и дух заявили о себе сразу, едва Иван Васильевич откупорил литровую емкость: от резкого сивушного аромата в носу у гостей сразу защекотало, и Славик с деланым испугом поинтересовался:

— Сколько ж в ней оборотов, Васильич?

— Не знаю, не вертел! — залился старичок тонким довольным хохотом. — Да ты не боись, Славик, моя не крепше спирта, но очень пользительная настоечка, по себе знаю. Вы носы-то не воротите, гостюшки дорогие, ее не нюхать надо, а вовнутрь принимать. Ну, будем здоровы!

И егерь первым по-хозяйски, будто для примера, в два глотка осушил свой граненый стаканчик. Крякнул, прочищая горло, ткнулся вилкой в миску с холодцом и авторитетно засвидетельствовал:

— Хорошо пошла! Душевно! Вот так всегда: с хорошими людьми как-то и пьется легко. — Потом спохватился и стал гостей приглашать активнее угощаться. — Вы холодец-то попробуйте — женушка моя, Мария Николаевна, лично расстаралась. Вчера к ней как раз внучка Оля нагрянула из Москвы, с дочкой Сашей, вот баушка для них и наварила… И мне перепало по такому важному случаю. — И старичок опять залился довольным, жизнерадостным смехом. Смешливый оказался егерь.

Гости, вдохновленные словами хозяина, не стали медлить и тоже залпом опорожнили стопки. После чего за столом на минуту установилась гробовая тишина, никто не решался ни вдохнуть, ни выдохнуть. Потом все резко закашляли, зачихали, а переведя дух, в голос крякнули:

— Уф-фу-у-у-у! Ну и горечь! Ну и крутая, чертяка!

Варяг поморщился, точно сжевал целый лимон.

— Это что ж, Иван Васильич, — срывающимся го-госом процедил он, — полынная — особая, что ль? Со; вету нас сжить решил, дедушка? Ну-ка, признавайся!

Егерь с деланой обидой возразил:

— Наоборот, мил-человек, к жизни тебя возвернуть хочу. Вы небось привыкли в своей Москве разную хренотень употреблять, вот и закашлялись. А моя настоеч-ка сначала ударит, а через двадцать минут отпустит: и голова как стеклышко, все видит и все соображает, н руки-ноги в отдыхе, и внутри тепло да благодать… Сплошное лечение. А коли уж ты такой нежный, то моченой антоновкой ее зажуй, зажуй; холодца возьми! Вы покушайте малость, да сразу же еще по одной пропустите, тогда к утру силу почувствуете дополнительную. — И с этими словами старичок вонзил лезвие ггевнего перочинного ножичка в дольку моченого яблока.

Варяг не стал обижать хозяина, сделал все так, как ~: г советовал. Но на приглашение приложиться к третьей стопке протестующе вздернул обе руки.