Облава

Вот и сейчас, когда Сорокин услыхал от фельдшерицы об уполномоченном из уезда, у него защемило сердце. Разрушать церковь, которой без малого четыреста лет? Нет, он не даст этого сделать, постарается не дать, как-никак мандат у него авторитетный.

В начале улицы они повстречали мужчину в матросском бушлате и в тельняшке, без шапки. Тот шел неторопливо, уверенно, немного враскачку, как ходят по палубе корабля во время болтанки.

- Булыга, председатель, - сказала фельдшерица, и лицо ее засветилось, как и тогда, когда она первый раз назвала его фамилию.

Сорокин поздоровался с Булыгой, сказал, что прибыл по командировке, попросил помочь с ночлегом и столом. Достал из кармана мандат.

- Лады, - пробасил Булыга, но мандат читать не стал. - Верю, что командированный. - Говорил с Сорокиным, а сам веселым глазом поглядывал на фельдшерицу. Та ему тоже улыбалась, и, насколько понял Сорокин, в этот момент им обоим было не до него.

Однако и о Сорокине Булыга не забыл.

- Катерина, - положил фельдшерице руку на плечо, - может, взяла бы товарища на квартиру? Место же есть.

Катерина молча кивнула, не переставая улыбаться.

Булыга пошел своим путем, а Катерина, проводив его взглядом, сказала Сорокину:

- К батюшке Ипполиту вас отведу:

- Ну и отлично, - ответил Сорокин, - он и расскажет мне про церковь.

Священник захаричского прихода Ипполит Нифонтович оказался отцом Катерины. Это его подлечить она приехала. Дом их стоял в глубине улицы, ближе к Днепру. Дом бревенчатый, с веселыми окнами, крытый гонтом, или, по-здешнему, дором.

Батюшка Ипполит в полушубке внакидку и в валенках, с острой седой бородкой, сидел на крыльце и читал газету, отдалив ее от глаз на всю длину рук. Увидев дочь с незнакомым человеком, встал, спустился с крыльца, вопросительно посмотрел ей в глаза. Катерина рассказала отцу, что за гостя она привела, и Ипполит растерянно спросил:

- Гражданин комиссар, а вам не навредит, что у попа остановились?

- Папа, его Булыга на постой к нам послал.

- А-а, Булыга... Тогда будьте любезны, проходите. Моя обитель - ваша обитель. Дочушка, предложи страждущему гостю попить и поесть. Вы из уезда или, может, из Гомеля? Из Москвы-ы?! И какая же надобность вас сюда привела?

- Церковь меня интересует. Старинные книги, иконы, фрески.

- Вот оно что! - обрадовался Ипполит. - Славно, очень славно. Возраст у церкви действительно весьма почтенный. Выстояла, уцелела к досаде многих лиходеев. Здешний поляк-магнат когда-то рушить ее начал, чтобы на месте церкви костел поставить. Не дали православные.

Ипполит рассказал Сорокину о фресках, иконах, имеющихся в церкви.

- Мне кое-что известно, - заметил Сорокин, - знакомился с историко-статистическим описанием Могилевской епархии.

- Там не все значится.

- Не все? А что же именно упущено?

Прямого ответа не последовало.

- Часть икон и книг попала сюда из любчанской церкви, разрушенной поляками, - сказал Ипполит после паузы.

- Это когда?

- Когда они с Наполеоном сюда приходили.

Больше о церкви Ипполит рассказывать не стал.

Ужинали вместе, втроем. Прислуживала хромая и грузная кухарка Прося. У Ипполита была больная грудь, он сильно кашлял, всякий раз прикрывая рот рушником, который держал наготове на коленях.

- Здоровье подводит. И третий год вдовствую, - жаловался он. - Видно, брошу приход и к Катерине в Гомель переберусь. Отрекусь от сана.

- И от веры? - спросил Сорокин.

- От веры православной не отрекусь. И от бога - тоже. Времена такие настали, что всё против бога поднято. Непонятно это мне и страшно. Война, война... Столько лет кровь людская льется. Впереди вижу мрак. Страшно... Страшно...

- Отец Ипполит, - перебил его Сорокин, - да вы нарочно пугаете себя такой перспективой. Не мрак, а новая жизнь впереди, светлая и солнечная, коммунизм.

- Коммунизм? - подался Ипполит к Сорокину, и глазки его синенькие повеселели. - Милостивого господа бога прошу, чтоб скорее ниспослал его на землю, это высшее благо, в котором мир и покой. Коммунизм - это, по-вашему, братское равенство, не так ли? Так вот, сын мой, сие есть заповедь христианская, и она давным-давно возвещена Христом. - Ипполит вылез из-за стола, присел на скамью рядом с Сорокиным, задрал к нему свою острую седую бородку. - Я приемлю коммунизм хоть сегодня, и да живет он во всем свете. Только скажите, зачем вы бога низвергаете и против православия пошли?

- Религия - тормоз прогресса. Вам самому это известно.

- Только не православная. Скажите, молодой человек, какая вера самая светская, самая терпимая к иным верованиям? Да наша же, тихая, православная! У нас не было инквизиции, не было варфаломеевских ночей, не сжигали еретиков на кострах. Это католическая церковь сожгла и замучила пятнадцать миллионов неугодных. Вот против нее и сражайтесь, и мы вам поможем. Наша церковь будет служить и советской власти, только не рушьте ее. Православие объединило Русь и спасло ее от желтой орды. И не мы ли заклинаем признать власть советскую, ибо всякая власть от бога?!