Облава на волков

Ивану до боли была знакома эта заманчивая, блестящая и сладостно-горькая жизнь молодого актера-любителя, исполненная трепетных надежд на сценический успех и напряжения, провалов и соперничества с профессиональными актерами, интриг и любовных авантюр, ревности и ненависти, жизнь людей, устремившихся к вершинам большого искусства и славы, благородных и пошлых, бедных и щедрых, наивных и беспощадных в борьбе за роли и успех. Нечего было и думать оторвать Мелу от этой жизни, которую он сравнивал с морем страстей, — он пытался лишь научить ее лучше плавать, чтоб она не утонула в самом начале. Талантом она не блистала и к двадцати годам добилась весьма скромных успехов в незначительных ролях, а это делало ее нервной, мнительной и вспыльчивой. Ее положение превращало ее в легкую добычу для мужчин, и Иван всеми силами старался убедить ее, что она не должна доверяться мимолетным порывам своего сердца, чаще всего обманчивым, и не должна злоупотреблять своими женскими чарами — красота могла принести ей благосклонность тех или иных режиссеров и директоров, но успех ее в таком случае был бы фальшивым, купленным ценой унижения. Настоящего успеха можно добиться только трудом и терпением, да еще трезвой оценкой собственных способностей, и тогда, даже не преуспев в театре, она останется порядочной женщиной, душевные раны и угрызения не будут в дальнейшем портить ей жизнь. Наконец, чтобы смягчить ее и растрогать, он пустил в ход свой последний козырь — рассказал, как после смерти ее матери отказался от артистической карьеры как раз тогда, когда его взяли в Шуменском театре в штат, чтобы посвятить остаток своей жизни ей и ее будущему. Она и вправду была тронута его жертвой, расплакалась и обещала впредь быть благоразумнее. Разговаривали они в ее комнате в окружном центре Р., куда она переехала по настоянию директора местного театра, обещавшего ей роли в двух пьесах.

В тот же день Иван вернулся в село, а через три месяца, дней за десять до Нового года, Мела приехала и пришла прямо к нему. Впервые она входила в его дом, впервые назвала его папой и бросилась в его объятия. Он взял ее на руки и, плача от счастья, принялся целовать ее лоб, глаза, волосы и руки, как целуют маленьких детей.

— Милая, милая моя дочурка, девочка моя, радость моя! — говорил он вне себя от волнения, расхаживая с ней по комнате и осыпая поцелуями, но в то же время дурное предчувствие кольнуло его сердце — слишком уж внезапно она вернулась, да к тому же, наверное, неспроста пришла к нему, даже не заходя в свой дом. Она похудела и побледнела, в сухих глазах, ставших особенно большими, горела мучительная тревога, во всем ее облике чувствовалось болезненное напряжение.

— Со мной случилась ужасная вещь! — сказала она, когда они сели друг против друга.

И она рассказала, как директор театра, он же режиссер и актер, начал упорно за ней ухаживать и объясняться ей в любви. Они были знакомы по работе в предыдущем театре, и директор, уезжая в Р., сказал ей, что, если она тоже поедет туда, он будет регулярно давать ей роли, а главное, пригласит из Софии комиссию во главе с Бояном Дановским[20], своим старым другом, и если она понравится ему в какой-нибудь роли, ее без конкурса примут в Театральный институт. Директору было сорок лет, разведенный, с двумя детьми. Он очень радушно ее встретил, даже помог найти комнату, действительно дал роль и начал репетировать. Часто приглашал ее в гости, она отказывалась или ходила вместе с другими актерами, но с некоторых пор начала бывать у него одна, и вот неделю назад он умер от инфаркта, когда они вместе были в постели. Она до смерти испугалась, закричала и разбудила его квартирных хозяев. Когда они поняли в чем дело, то задержали ее и вызвали милицию. Начались допросы, медицинские экспертизы, наконец, все кончилось и она приехала подумать вместе с Иваном, как ей быть дальше.

Иван слушал, потрясенный и растроганный тем, что в тяжелую минуту Мела прибежала к нему и раскрыла душу именно ему, своему настоящему отцу. Они допоздна проговорили, а когда собрались ложиться, в окно настойчиво постучали. Иван погасил лампу, приоткрыл окно и увидел Николина, который стоял под окном в палисаднике.

— Ты уж извини, — сказал он охрипшим голосом. — Я про Мелу пришел спросить. Она мне вечером сказала, что к тебе идет, и все не возвращается, а уж ночь на исходе.

— У меня ее нет, что ей у меня делать! — Иван помолчал и добавил: — Заходила ненадолго под вечер, взяла одну книгу и ушла. С коллегой каким-то приехала, на легковушке. Они с театром по соседним селам ездят, вот она за книгой и заскочила.