Облава на волков

Однако с наибольшим пристрастием относился дед Мяука к кабриолету. Он запрягал коня, садился в сверкающую двуколку и в самое неподходящее время отправлялся на прогулку по селу. Красивый серый конь выступал в своей блестящей сбруе медленно и торжественно, а дед Мяука еще более торжественно восседал на сиденье, весь обратившись в зрение и слух — ему хотелось знать, видят ли его люди и что говорят. Особенно приятно ему было ездить под вечер на кабриолете к лавке, где мужики собирались потолковать, или к оремагу. Раньше он туда и не совался, потому что у него никогда не бывало лишней стотинки на стакан вина, а теперь сидел в заведении часами. Он не переносил ни алкоголя, ни сигарет, но заказывал и то и другое, чтобы все видели, что у него есть кошелек, а в кошельке — деньги. Рядом с ним, разумеется, неотлучно сидел его верный друг Петко Болгария. Оба были одного поля ягода, и наступившее различие в их материальном положении не только не ослабило, но даже укрепило их многолетнюю дружбу. Болгария не испытывал зависти, которая точно бездна отделяет бедного от богатого, а, наоборот, еще больше привязался к своему другу и стал чем-то вроде его ординарца. У него было немного земли и был сын, который ее обрабатывал, а сам он ходил оборванный, словно последний бродяга, и был так худ, что, по выражению наших мужиков, издали было слышно, как стучат его кости. Он был олицетворением нищеты и всем своим видом подчеркивал всяческое превосходство деда Мяуки. Болгария делал это превосходство еще более ощутимым, громогласно восхваляя своего приятеля, а дед Мяука в награду за его усердие великодушно разрешал ему вкушать от благ, которыми столь щедро одарила его судьба. Приятели все делали вместе, ездили куда и когда вздумается на кабриолете, посещали соседние села, слушали граммофон, а в заведении Болгария выпивал вино и выкуривал сигареты, которые дед Мяука заказывал престижа ради.

В первое время наши мужички смотрели на деда Мяуку как на счастливца, выигравшего в государственную лотерею, то есть с удивлением и легкой завистью, но без недоброго чувства, так как благосостояние ему принес слепой случай, который на то и слеп, чтобы без выбора пасть на одного из миллионов. Он, однако, не сумел скромно и прилично воспользоваться благоволением судьбы и непрерывно дразнил людей своим поведением свежеиспеченного богача. В то время все были встревожены наступающими событиями и не знали, что несет им завтрашний день (агитаторы в пользу ТКЗХ не оставляли людей в покое ни днем ни ночью, комиссии ходили по домам и собирали госпоставки — зерно, шерсть с прирезанных овец и молоко от яловых коров), а дед Мяука смотрел на все это с высоты своего благополучия и говорил:

— О, с поставками я в расчете! А как же! И зерно сдал, и шерсть, и молочко. Чего не хватило, зятек на черном рынке прикупил, так что я теперь спокоен.