Обледенение

– Они не покаются и не обратятся к Господу Богу своему, вот, я предам их в руки их врагов; да и будут ввергнуты в рабство; и рукой их врагов они будут подвергнуты страданию, – его серебристый крест, висящий на шее, играл редкими искрами от лунного света; слова, несмотря на шёпот, звучали возвышенно, торжественно и заставляли трепетать его собственное тело, вибрирующее от страха перед неопознанным, – И будет так, что они познают, что Я – Господь Бог их, и Я – Бог ревнитель, наказывающий народ Мой за беззаконие!3

Дмитрий Петрович закончил, равномерно наполнив все два этажа бензином и его благоверными парами. Даже если им не удастся полностью остановить производство, то они изрядно попортят жизнь владельцам этой богадельни, а значит и смогут внести хоть сколько-нибудь более весомый вклад, чем тот, который делал весь Орден Стулти до этого.

Одним ударом колуна он раскрошил старенький табурет, а одну из ножек с края облил последними каплями горючего, соорудив таким образом импровизированный факел и, как один добряк, желающий подорвать стену, побежал сквозь коридоры и цеха, поджигая всё на своём пути.

Спустившись, вниз он не обнаружил Игоря, но было видно, что тот не терял времени: мебель была завалена смоченной бензином бумагой, кое-где были сложены в поленницу стулья и табуреты, Игорь даже не забыл облить оконные рамы, но его самого здесь не было. Дмитрий Петрович не стал ждать, ведь уже через считанные минуты вечеринка на верхних этажах будет видна не только охране, и поджог факелом всё, что можно было.

С первого этажа он отправился на нулевой, лишь там теперь мог быть Игорь.

Он вернулся к пропускному пункту, и сразу же чуть не был обнаружен: охрана всё-таки пыталась что-то сделать. В холодном свете люминесцентных ламп, раздражающих вечным электрическим писком, бегали туда-сюда почти однообразные фигуры в чёрном, с жёлтыми надписями на спине «охрана», один из них как раз едва не обнаружил Дмитрия Петровича, пробегая к кнопке пожарной тревоги, когда тот открывал дверь из цеха в коридор. Но Дмитрию Петровичу жутко повезло, охранник вообще никак не заметил половину лица, появившуюся на мгновение в щели между дверью и проёмом.

Всё в теле Дмитрия Петровича сжалось в комочек, как черепаха в своём панцире, и он медленно отошёл за дверь, не став её закрывать.

– Жми, Вася! – кричал один из охранников.

К лёгкому запаху гари добавилась буквально давящая на тело пожарная сирена.

– Выметайся, мужики, ща пожарники приедут!

И охранники не заставили себя ждать, покинув коридор пропускного пункта. Что-то позади Дмитрия Петровича лопнуло, как алюминиевая банка газировки, и обдало его спину жаром. Уже не боясь обнаружения, он побежал по коридору к складам, громко стуча гигантскими ботинками сорок пятого размера.

На нулевой этаж он спустился грузовым лифтом, где после раскрытия дверей ему предстало громадное помещение, вроде подземной парковки, с прямым доступом для разных грузовиков, вся площадь была уставлена стеллажами с коробками, а температура здесь была явно градусов на двадцать ниже, чем на поверхности.

Но Дмитрий Петрович понял, что он здесь не один, пусть и не сразу из-за серены: эхом по всему помещению разносились спутанные резкие голоса. Поиск Игоря усложнялся.

Пригнувшись и прижавшись к стеллажам, Дмитрий Петрович, пошёл меж рядов, тихо поскрипывая подошвой и вцепившись мёртвой хваткой в колун. Голоса становились громче и громче, чем сильнее он углублялся.

Дмитрий Петрович завернул со сплошного коридора в небольшой закуток – тупик, как в лабиринте, где сидел на корточках, будто замёрзший, в своём дурацком зелёном полиэтиленовом дождевике Игорь и смотрел куда-то через щель меж коробок.

– Игорь, – шёпотом обратился Дмитрий Петрович, – Игорь, что ты тут делаешь?..

Голова Игоря дёрнулась назад, к напарнику, и лишь прошипела, чтобы тот был потише.

– Что тут у тебя? – спросил Дмитрий Петрович, присев к Игорю.

Игорь же лишь отодвинулся от щели, явно приглашая друга всё лицезреть самостоятельно.

По ту сторону коробок стояли десятки приоткрытых мешков, а один из них лежал на боку, распустив зелёные травянистые внутренности, между ними носились какие-то худосочные парни в олимпийках и кроссовках, разглядывая и проверяя содержимое, не задерживаясь более нескольких секунд у одного. Однако среди этого хаоса отчётливо и властно звучало несколько голосов:

– Господин Барам, мои парни развезут стафф! Не волнуйтесь! – говорил спортивный, как и те, что бегали меж мешков, лысый парень с дымящей плотным паром электронной сигаретой, которая то и дело летала вместе с руками своего хозяина в бесчисленных бессильных жестах.

– Я-то не волнуюсь, Гриша, просто какой-то идиот, – с ударением на последнее слово, отвечал Григорию плотный, добротно округлый мужчина с грузинским акцентом, в джинсах, в шелковистой фиолетовой рубашке и туфлях, с острым носом, – Дул наверху в эти свои вейпы, а мне теперь разбираться с пожарниками! Собирайте всю шваль и валите с моей фабрики!

Господин Барам был здесь королём, и каждый его жест будто подхлёстывал рабочих и самого Григория.