Облом для властного или Я твой Зайчик (СИ)

Прильнула к мужскому плечу и зарыдала пуще прежнего. Пальцы судорожно вцепились в приятно пахнущую мужским парфюмом рубашку, сминая ее, пока он шепчет какие-то банальности и ласково гладит по волосам.

— Зай, ты разрываешь мне сердце, — простонал мне в ухо Вася, — Не плачь, пожалуйста. Пожалей меня бедного. Представляешь, что со мной сделают дети, если мама приедет вся опухшая от слез? Они ж меня порвут как тузик грелку и не посмотрят, что я большой и взрослый.

Представила эту эпическую картину и невольно улыбнулась сквозь слезы, которые вскоре иссякли, оставив после чувство опустошения и легкости.

Я уткнулась носом в Васину шею, и стало совсем не важно, что чуть ниже отпечаток от чужой помады. Это все казалось такой мелочью по сравнению с тем, что он здесь сейчас со мной, нежно целует в макушку и шепчет милые глупости, обнимает сильно до боли, словно хочет забрать часть боли на себя.

Радом с ним я не боюсь быть слабой.

Радом с ним мне хочется быть слабой.

Наверное, я все же влюбилась…

Через некоторое время, с трудом разомкнув объятья, Луганский выворачивает снова на дорогу, предварительно снабдив меня целой упаковкой влажных салфеток.

Я стерла, насколько это вообще было возможно, смазанный макияж, а Вася тем временем выехал на трассу.

— Вась, — я кладу свою ладонь поверх его, расслаблено лежащей на подлокотнике, — Я знаю, что у тебя были планы на сегодняшнюю ночь…

— Были-были, — утвердительно кивает он, кидая красноречиво жаркий взгляд.

— Давай перенесем на другой день. Что-то я совсем расклеилась.

Молчит и недовольно сопит, кидая обидчивые взгляды.

— Ты только не обижайся пожалуйста, — елейным голоском прошу я.

Лось передергивает плечом и не может скрыть своего недовольства, хоть явно понимает, что в таком состоянии я не способна на сексуальные подвиги.

Едем. Слушаем музыку. И каждый думает о своем.

Я о том, что дура.

Лось, судя по его кривой морде, видимо о том же, но с другого ракурса.

Наконец, завиднелся наш домик, в котором радостно горели окна во всех комнатах и на душе потеплело. Как оказалось, не только мне.

Только мы подъехали, как Вася со спринтерской скоростью вылез из машины и метнулся ко мне. И вовсе не для того, чтобы галантно подать руку.

Сильные руки мужчины, заключили в медвежьи объятия и набросились с поцелуями, от которых быстро пошла кругом голова, он вжал меня в дверь «ВМВ». Конечно, теперь-то можно не заботиться о чистоте парадно-выходного наряда.

— Вась! Вась! — попыталась охладить его пыл я, — Ты мне платье испортишь!

— Другое куплю, — пробормотал он, совершенно наглейшим образом пытаясь нащупать на спине «молнию».

— Не надо, — я уперлась рукой ему в грудь.

Лось дураком не был и убрал руки от замка, но не совсем, а просто переместил их чуть ниже и с наслаждением это «чуть ниже» сжал. Посмотрел на меня обиженным, но от этого не менее шальным взглядом и глухо произнес:

— Зай, а давай вы ко мне переберетесь.

Если бы меня не держали стальной хваткой его руки, я бы точно упала.

— Вась, ты случаем головой не ударился? — прям запереживала я как-то за него.

Он медленно покачал той частью тела, за которую я сильно волновалась, и стал таким серьезным-серьезным.

— Я хочу тебя. Во всех смыслах, — припечатывая каждым словом, сказал он, — Хочу жить с тобой.

В горле пересохло от этого признания, нервно задрожали ноги. Если бы он признался мне в любви это было бы не так сильно. Кому как ни ему знать насколько сложно жить со мной…почти смертельно опасно для психического здоровья.

— А дети? — не узнавая своего голоса выдавливаю я.

Он едва заметно улыбается и смотрит как на глупое неразумное существо.

— И детей хочу. И…, - многозначительная пауза, — Не только взрослых хомяков, которые перевернут мой дом с ног на голову, но еще крошечных хомячат…

Он говорил, а я чувствовала, как с каждым словом мои глаза становятся все больше и больше, и вовсе не от неожиданности. От страха…

За свою спокойную упорядоченную жизнь, которую я с таким большим трудом налаживала, пережив предательство.

Сейчас мне было банально страшно доверить свою жизнь мужчине, пусть это даже и такой железобетонный человек как Василий Луганский.

Я ни мгновение не сомневалась в нем, в искренности его чувств и честности намерений. Ни один нормальный мужик не повесит на себя такую обузу как четверо чужих детей.

Это может быть только любовь.

Я ее видела в его глазах, в его словах и принимаемых решениях.

Осталось только разобраться в себе.

— Ты дашь мне время подумать? — пряча глаза, чуть слышно шепчу я.

Он не ожидал.

Думал, что сразу соглашусь.

Почти физически ощутила волну непонимания и негодования, исходившую от него.

Обнимавшие руки разжались, а сам Луганский отступил на шаг назад, давая мне возможность уйти.

— Думай, — ответил он, голос его звучал напряженно и как-то совсем безрадостно.

Я ушла не оборачиваясь, зная, что он смотрит мне в след. Спиной ощущала тяжесть пронзительного взгляда.

Как только хлопнула калитка, снаружи раздался хлопок двери и рев двигателя.

Уехал.