Обломки нерушимого

Напрасно живые думают, что после смерти становится легче. Многие утешают себя мыслью, что смерть – гарантированный вечный покой. Должна признаться, что это не так. Разница между живыми и мертвыми заключается лишь в том, что первые еще могут что-то изменить, а те, что «дремлют» под могильной плитой, – нет. Душа у нас продолжает болеть из-за тех, кого мы любим. Только представьте: вы обречены видеть, как страдают ваши близкие, и ничего не можете сделать, чтобы помочь им. Они не чувствуют ваши невидимые объятия, не замечают ваших слез, что ливнем бьют в окно, не радуют их ваши посланцы – птичка, «случайно» влетевшая в дом; бабочка, усевшаяся на плечо… Клоди Вандорп права: Джел давно простила папу. Моего милого, любимого, несчастного папу. Но он узнает об этом лишь тогда, когда мы встретимся, когда он тоже обретет тот самый «покой». Это произойдет еще очень нескоро. Я рада, что жить он будет долго, но в то же время угнетена из-за того, что всю эту долгую жизнь, до последнего вздоха папа будет мучиться и винить себя…

* * *

– Ущипните меня! Неужели мы собрались все вместе? Это сенсация! – Так выразила свою радость Аннемари Брандт, сев за стол со своими подругами: Йерой, Мэйджей, Кармэл и Риннон. Они расположились в саду у дома О’Нилл.

– Это все ради Риннон. Моей спасительницы! Я до сих пор нахожусь под впечатлением после просмотра твоего шоу с Рэмисентой. Риннон, как же ты решилась на это? – спросила Йера.

– Поверьте, для меня самой это загадка, – сдержанно улыбнулась миссис Арлиц.

– Мои дочери, конечно, и не такое вытворяют, особенно Никки, но я все равно была в шоке, – высказалась Кармэл.

– И вот почему так происходит? – На лице Аннемари можно было прочесть искреннее недоумение. – Переходный возраст? Ну мы ведь с вами тоже были подростками. Я не резалась, не вела распутный образ жизни, как… – Аннемари замолкла, поймав грозный взгляд Кармэл.

– Как кто, Аннемари? Ну давай, договаривай!

– Ах, прекрати, Дилэйн. Я же не со зла. Кстати, кто-нибудь в курсе, почему наши девочки перестали общаться?

– Да кто их знает? – вяло улыбнулась Мэйджа. – Сколько мы друг у друга попили кровушки! И ничего. Все равно вместе, спустя столько лет.

– Ваши целомудренные канарейки, наверное, прыгали от счастья, когда им наконец-то удалось отвязаться от Никки! – буркнула Кармэл. – Хотя, если честно… их можно понять.

– Знаешь… моя Диана тоже не предел мечтаний. Она все переняла от Алэсдэйра. Упертая, взбалмошная, все знает лучше всех. Я мучаюсь!

– Остановитесь… – Риннон обратила внимание на Йеру. Каково ей, похоронившей дочь, слушать сетования этих недалеких мамаш? Дочери у них плохие, видите ли. Да они хотя бы живые! Радуйтесь… Любите их! Дорожите ими!

Все вмиг покраснели. Нашкодившие великовозрастные девчонки.

– Йера… – забеспокоилась Аннемари.

– Вот мы дуры, а! – ужаснулась Кармэл.

– Нет-нет, все в порядке! Чего вы?

– Как ваша жизнь сейчас? – тихо спросила Мэйджа.

– То, что у нас сейчас, сложно назвать жизнью, – призналась Йера. – Мы дышим через силу, пытаемся есть, иногда общаемся друг с другом. В общем, инсценируем жизнь.

Йера старалась улыбаться, но выглядело это максимально странно, как если бы выброшенная на берег рыба, медленно погибающая в изобилии воздуха, стала бы плясать от радости.

(Йера и Марк будут вместе до самой старости. Каждый год их супружеской жизни будет характеризоваться нескончаемыми ссорами, упреками, истериками. Однако, несмотря ни на что, они будут вместе. Их связь гораздо крепче, чем у большинства счастливых, влюбленных, ортодоксальных пар. Все потому, что Йеру и Марка единит не любовь, а кое-что посильнее. Та самая тоска по дочери. Всеобъемлющее страдание. Нужен ли кто-то еще, когда уже есть рядом человек, который понимает тебя без слов и может утешить одним лишь взглядом? И пусть время от времени между ними возникают склоки, но это уже, скорее, безобидная привычка, нежели что-то серьезное, разрушительное.)

– Йера, мы ведь это обсуждали с тобой? – сказала Риннон. – Надо крепиться. Вы уже пережили самое страшное, теперь нужно учиться жить без Джел. Понимаю, это тяжело. Так устроен мир: все должны пройти через боль и потери. Это так же естественно, как выпадение зубов у младенцев и старческий запор.

– А ты точно психотерапевт? – Реплика Кармэл заставила всех засмеяться.

Никто в этот момент истерического, наполненного страданием и состраданием смеха, не заметил Сашу. Она вызвалась помочь матери накрыть стол, принесла как раз противень с запеченным голубым тунцом. Все еще держа благоухающее яство, Саша сказала: