Обломки нерушимого

– Никки Дилэйн, я хочу представить тебе свое лучшее творение. Не судите строго, сударыня, а то разобью хлебало.

Элай подошел к стене. Возле нее стоял холст с изображением… Никки. В тусклом свете свечи сложно было разглядеть детали картины. Бросились в глаза лишь очертания худенькой девушки. Она стояла обнаженной спиной к зрителю, голова повернута к правому плечу. Безупречный профиль, загадочный, немного уставший взгляд, белоснежные волосы слегка взъерошены. Разглядывая картину, Никки даже удалось ненадолго прогнать пьяный дурман, затопивший ее сознание. Она наслаждалась трезво, искренне.

– Боже мой! Это я, что ли?

– Ты, что ли, – ответил Элай без какого либо интереса. А у самого внутри все кричало: «Вот, какая ты красивая на самом деле. Вот, как я тебя люблю!»

– Неужели я такая красивая? – вдруг спросила Никки.

Элай почувствовал, как кровь его, превратившись в раскаленную лаву, прихлынула к неистово бьющемуся сердцу. Вот как это здание полыхало много лет назад, так и он полыхал, с головы до ног огнем любви был объят.

– Вообще-то нет. Где ты тут красоту увидела? – Губы дрожали, поперек горла стоял пульсирующий комок.

– Показалось, может… А мне все-таки нравится. Ты, оказывается, не просто наркоша и жалкий неудачник, а еще и талант. Недюжинный талант!

И внезапно все в Элае раскололось. На лице его проявилось, как на фотопленке, истинное выражение – без напускного, уже ставшего привычным, ледяного безразличия. Выражение это было грустное, глубокомысленное, в нем была сосредоточена вся сила чувств Элая. Заблудился он, свернул из любопытства не на ту дорожку. «А что будет, если я иначе посмотрю на нее, иное разрешу себе почувствовать к ней? Смеяться над ней перестану, смою с нее свое презрение. Жалеть ее тоже не буду. Просто… полюбуюсь, как будто музой. Выслушаю ее, постараюсь понять. А! Вот, что за этим следует! Я ее словно через сито пропустил, и она такой чистой стала! Ни одного недостатка. Никки привлекательная, добрая, смешная, легкая, бешеная, своя в доску, она моя! Она так похожа на меня – внешне, внутренне, каждой чертой, каждой извилиной и мурашкой похожа, близняшка моя». И когда Элай решил вернуться на свой исходный путь, он понял, что потерялся. Понял, что обратного пути уже нет. Одна дорога существует – к Никки. Видимо, способен он на это обычное человеческое. На любовь эту пресловутую. Вот как человек влюбляется – просто сворачивает не туда ради интереса, теряет свой путь, в дебри углубляется, меняется навсегда. Каким был, как жил до этого – все забывается. И стоит теперь этот обновленный, заплутавшийся, смирившийся, полный решимости Элай, не сводя влюбленных глаз с Никки.

– Ты чего так смотришь на меня? Что-то интересное обнаружил? – испугалась Никки. Прежде на нее никто так не смотрел.

– Просто…

– Просто?

Почему-то тихо стало. Странно. Весь мир уплыл в далекие дали. Все вдруг потеряло свое значение, за исключением взгляда Элая, через который он подавал Никки таинственные сигналы.

– Ну хватит, в самом деле!

– Я тебя смущаю? – спросил он, и голос его стал абсолютно другим. Исчезли в нем саркастичные нотки. Таким ласковым он стал, совершенно несвойственным дерзкому, бездушному Элаю.

– Да, смущаешь… – настороженно проговорила Никки.

– Тебя, оказывается, так легко смутить, Никки Дилэйн. А я и не знал.

– Элай, ну правда. Что происходит? Почему ты так смотришь?

– Так обычно смотрит мужчина, влюбленный в женщину.

– Да?.. Что ж, буду знать.

Она отвернулась. Улыбнулась чуть-чуть, прокрутив в уме их разговор, а после уже громко засмеялась. Если бы кто-то другой сказал такое ей, пусть даже случайный прохожий, она бы восприняла это всерьез, но Элай… Нет, Элай просто потешается.

– Ох, черт… – вырвалось у Никки. В желудке ее после такого количества выпитого запустились предсказуемые процессы, что могли привести к неминуемому оральному извержению.

– Что такое?

– Так обычно вздыхает женщина, которая нажралась в говнище…

Снова раздался ее смех. И Элай подыграл ей, желая при этом разрыдаться. Да, он хотел разрыдаться как мальчишка, так обидно ему стало. Опять она не верит, опять смеется! Очередная попытка провалена…

* * *

Немного придя в себя, Никки оставила Элая и отправилась разыскивать Героеву. Куда подевался этот цыганский чудик? Никки заглянула во все закоулки лечебницы. «Чудик» все это время находился в единственной, чудом сохранившейся палате. Пламя по неизвестной причине обошло это помещение стороной, и оно осталось в своем первозданном виде – стены под краской цвета вялого абрикоса, потолок грязно-белый, окна с целыми стеклами, даже шкафчик для медикаментов остался.

Искра сидела на подоконнике, погруженная в скверные мысли. Думала она о Диане и Джерабе, о безосновательном обвинении, публичном осуждении. В чем ее вина, она так и не смогла понять. Снова зрела в ней обширная ненависть ко всем представителям рода человеческого. Необходимо было найти способ, чтобы избавиться от нее и вновь испытать ту самую необычайную легкость.

– Прячешься? – спросила Никки.

– …Мне не нравится здесь.