Обман

— Ты куда собрался? — тоном тюремного надзирателя спрашивает мать.

— Вернуть свою невесту. — А куда я еще могу идти с опухшей рожей, свежими швами и…

Я снова рассеянно провожу ладонью по лицу, и в пальцы опять словно бьет ток. Шиплю и чуть не плююсь от боли, и снова валюсь на койку. Кровать рядом прогибается под весом еще одного тела и Марина смотрит на меня с видом человека, который наслаждается препарированием жабы.

— Вообще-то вы моя родня и должны быть на моей стороне.

— А я как раз на твоей стороне. Поэтому не дам сунуть башку в пасть льва.

Она выразительно трясет телефоном, давая понять, что речь в общем не обо льве, а о львице.

— Поверь мнению человека, который прошел пару болезненных расставаний — дай ей остыть. Пару дней.

Я бы охотно согласился на это предложение, потому что и мне довелось столкнуться с разъярёнными брошенными женщинами, но я понятия не имею, как проведу эти дни в одиночестве, без своей адской козочки. Не представляя, что в это время на горизонте ее жизни снова может вырасти тот прилизанный франт Егор, за которого она, чего доброго, выскочит замуж мне назло.

Но раз меня взяли в окружение, придется хитрить и делать вид, что я — послушный и на все согласный.

Через пару часов и еще одного осмотра врача, меня привозят домой. Сестры носятся, словно мне не рожу перекосило, а оторвало руки и ноги, и я даже в туалет сходить не могу без посторонней помощи. Терплю, мысленно придумывая слова оправдания для Веры, пока меня укладывают в кровать и пытаться накормить обезболивающими таблетками.

После них я наверняка вырублюсь, так что приходиться разыгрывать целого шпиона, «проглатывая» пилюли для вида, а потом выплевывая их за кровать.

— Со мной все будет в порядке, — как попка-дурак повторяю одно и то же, убеждая семейство оставить меня в покое.

— Марик, ты знаешь, как мы с папой тебя любим. — Мать смотрит на меня сверху вниз, как будто пришло время отпустить птенца из родного гнезда, но орлица лучше отгрызет ему крылья, чем позволить «птенчику» свалить в самостоятельную жизнь. — Но сейчас тебе лучше поправиться и не делать глупостей. Через пару дней я сама поговорю с Верой и все ей объясню.

— Интересно что, — на автомате бросаю я, мысленно прикладывая ладонь ко лбу как во всем известном интернет-меме. Так и вижу эту картину: мама пришла к девушке рассказывать, что ее сын болван, но на самом деле очень хороший мальчик. — Ма, давай ты ничего не будешь делать? Это моя жизнь и с Верой я как-нибудь разберусь сам.

Она минуту испытывает меня пристальным взглядом, но видимо хоть в чем-то удача сегодня на моей стороне, потому что этот поединок выигрываю я.

— Главное, не разберись так, как сегодня, — говорит мама, целуя меня в здоровую щеку и, наконец, уходит вслед за сестрами.

Едва дверь за ними закрывается, я выбираюсь из постели и, еще немного пошатываясь, иду в ванну. Из зеркала на меня смотрит Страшилище: опухшее, синюшное. В общем, просто из сказки о заколдованном принце, который думал, что слишком красив, чтобы любить. А если провести аналогию дальше, то все это — награда злой волшебницы, если бы она каким-то образом забралась в мою башку в тот момент и поймала на крамольных мыслях, а готов ли я взять на себя ответственность за одну-единственную женщину.

— Ничего, мужик, — говорю той страшной роже, — есть вероятность, что тебя не узнают и дадут пожить еще пару минут, а за сто двадцать секунд можно сказать… Да хрен его знает, много, наверное.

Глава сорок третья: Марик

Я долго раздумываю над тем, покупать ли Вере цветы, но в конце концов прихожу к выводу, что лучше купить и получить ими по роже, чем не купить и выглядеть еще большим кретином, чем дурак с побитой рожей. Но на всякий случай беру ромашки — они хоть без шипов, и все-таки не такие «тяжелые», как головки нераспустившихся роз.

На пороге квартиры моей Мольки долго прислушиваюсь к звуку за дверью: время от времени слышу громкий смех и какой-то фоновый звук, как от мультиков. Судя по обрывкам фраз, она до сих пор смотрит «Том и Джерри», а это значит, список казней на мою дурную голову уже размером с Эверест.

И все-таки, нажимаю на звонок.

Даю себе обещание не отступать, даже если адская козочка начнет бодаться.

Шаги за дверью немного шаркающие и будто притормаживают. Хм… Молька что — надралась с горя? Вообще я не люблю пьяных женщин, но в данном случае ее состояние может сыграть мне на руку: вдруг снова получится увезти ее в свою холостяцкую берлогу и извиниться в постели раз «много»?

Щелчок.

Вера гостеприимно распахивает дверь, хоть уверен — она посмотрела в глазок и знает, кто заявился к ней в одиннадцать ночи.

— Привет, — широко и дружелюбно улыбается она, и отступает, полностью освобождая путь в ее квартиру. — Заходи давай, не пускай сквозняки.

У меня ступор.

Полный.

Я просто переставляю ноги, как механическая кукла.