Обман

Наташа как-то странно поглядела на неё, но послушалась. Марина подумала, что, наверно, настоящая Арина если и ела что-то с утра, то уж точно никогда не садилась за стол с домработницей, но мысль быть непохожей на Арину пугала меньше, чем необходимость есть одной в присутствии другого человека. Как-то это было совсем уж не по-людски. «Ну и ладно, — сказала она себе. — У меня амнезия, мне можно. И потом, с домработницей надо дружить».

Впрочем, идея дружить с Наташей была вполне симпатичной сама по себе. Наташа ей нравилась. За чаем они болтали о том, о сём. Марина вежливо расспрашивала Наташу о её жизни, стараясь между делом задавать как можно более незаметные вопросы о своей, то есть Арининой жизни тоже. Наташа вполне охотно ей отвечала, хотя видно было, что она непривычна к такому тесному общению с хозяйкой.

После завтрака Наташа снова проводила Марину в спальню и помогла ей устроиться в уже застеленной кровати, подоткнула подушку под спину, укрыла пледом.

— Я, Арин Николаевна, сейчас убираться буду, а вам чего-нибудь ещё сделать? Может, журнальчик принести, газетку? По телевизору сериальчик идёт.

— Какой? — чуть не спросила Марина, но вовремя спохватилась, что с её амнезией увлекаться сериалами было бы и вовсе глупо. Вместо этого она, взяв себя в руки, приступила к выполнению ещё вчера намеченного плана.

— Наташ, вы знаете, я хотела маме позвонить, — начала она. Наташа тут же подала ей неизвестно откуда взявшуюся телефонную трубку. — А телефон не помню, — виновато продолжила Марина. — Вы мне не поможете?

— Одну минуту. — Наташа куда-то скрылась, через минуту вернулась с толстой телефонной книжкой, раскрыла её, набрала номер, поднесла трубку к уху, минуту послушала.

— Никто не отвечает. Ушли наверно. Сейчас на мобильный позвоню.

Ещё через секунду она заговорила в телефон:

— Елена Петровна? Доброе утро, это Наташа вас беспокоит, Арин Николаевны домработница. Арин Николавна хотела с вами поговорить. — И протянула трубку напуганной Марине.

Та взяла её и нерешительно поднесла к уху, пребывая в полной неуверенности, что же сказать. «Мама» — будет неправда и неудобно, а называть родную мать по имени-отчеству в присутствии домработницы… К счастью, Наташа, словно поняв, вышла из комнаты.

— Добрый день, — робко выдохнула в трубку Марина. — Это я. Здравствуйте.

— Здравствуй, детка, — ответил ей бодрый и уверенный голос пожилой дамы. — Как себя чувствуешь? Как тебе нравится дома?

— Очень нравится, — ответила Марина. — И чувствую нормально. Только я…

— Я знаю, деточка, что ты хочешь сказать, — продолжила дама. — Ты пока не говори ничего, из дома не надо. Ты лучше, как будешь пободрее, съезди к себе, понимаешь? К себе. Там тебе все станет ясно.

— Да я в порядке, — выговорила Марина, не до конца понимая, что происходит. — Я, наверное, могу, только не знаю…

— Вот и хорошо. Если можешь, сегодня съезди или завтра, как у тебя получится. А я тебе ещё позвоню. — И в трубке зазвучали гудки — Елена Петровна отключилась.

Марина сидела, прижав трубку к плечу. Все-таки она не ошиблась в маме-даме. И хотя она не успела задать своих вопросов и не получить ответов, кое-что она все-таки узнала. И даже совсем не мало — что ей теперь делать. Вот только ещё сообразить бы — как…

Допустим, с одеждой ясно — надо ехать в чем есть, то есть в Арининой. Ещё нужно достать денег на метро, выйти из дома и это самое метро отыскать. Выйти она с Наташиной помощью сумеет, скажет — погулять пошла, метро на улице спросит, а вот денег… Впрочем, в Арининой сумке, кажется, был кошелёк, надо там посмотреть.

Марина встала, прошла в прихожую, надавила на знакомую панель. Вот сумка, где же в ней был кошелёк? Раскрыв его, Марина чуть не ахнула — столько денег сразу ей редко удавалось держать в руках. Ну все, теперь одеться — и в путь.

Мама позвонила мне прямо с утра и сказала, что Марина собирается прийти ко мне и сделает это, может быть, даже сегодня, в крайнем случае завтра. Я не то чтобы испугалась, но взволновалась, хотя, конечно, с некоторым чувством облегчения тоже. Можно сказать, я почти обрадовалась. Но и испугалась. Одно дело — нарядить бесчувственную почти что куклу в свою одежду и бросить в машине, и совсем другое — разговаривать глаза в глаза с человеком, у которого ты украла… А что, собственно, я у неё украла? Во всяком случае, не жизнь — она же не умерла, жива-здорова. Образ жизни? Так тоже не украла, в лучшем случае — купила. Ну, не совсем купила, сменяла. Я ей, между прочим, тоже не так мало отдала.