– Ну да, я не стала тебе рассказывать. Мне было стыдно, а потом – ты мне не говорила, а я должна? А потом я поняла, что это всерьез. Тем более нельзя рассказать. Да что тут такого ужасного? Можно подумать, ты сама не знаешь, как с твоим мужем живется. А я еще молодая.
– Ты-то молодая... А я? Ты скандал устроишь, что со мной будет?
– А что с тобой будет? Ты тут вообще ни при чем.
– Как это?
– Так. Ну, сама подумай, ты – это я, Шмелева Марина Михайловна, учитель литературы. Ну и при чем тут ты?
Логика в Марининых рассуждениях была. Но мне она почему-то не понравилась. Наверное, несмотря на все мои уверения, что новая жизнь меня совершенно устраивает, окончательный разрыв с жизнью старой в мои планы все-таки не входил. Именно на это мне Марина и указала.
– Ну Арин, ты сама подумай. Ты же все равно хотела так все и оставить. Значит, тебе должно быть без разницы. Так пусть хоть я буду счастлива.
– Нет, ты подожди. Так сходу я не могу. Мне надо подумать. А зачем тебе Вальке-то говорить? Ну, крутишь роман, вот и крути себе втихаря. Скандал-то зачем?
– Я не хочу втихаря. Я хочу – как все. Чтоб муж, чтоб любовь, чтоб пойти с ним, как человек, и вообще.
Меня вдруг осенило:
– Слушай, ну ладно. Хочешь любовь – давай, так и быть, поменяемся обратно, и люби себе на здоровье.
Марина затрясла головой:
– Хитрая какая. Думаешь, я совсем дурочка, ничего не понимаю?
– А что тут понимать?
– Да ты шутишь, что ли? Одно дело для Гриши – Арина, жена шефа, вся из себя аристократка, а другое – неизвестно кто. Приди я к нему как Марина – он на меня и не взглянет. И потом – мы разведемся, так мне половина имущества останется. Тоже, знаешь, пустяк, а приятно.
– И не такой уж пустяк, – задумчиво хмыкнула я. – Только знаешь, Марин, если ты сама понимаешь, что ему, твоему Грише, жена шефа нужна, то какая же это любовь?
– Все равно, – не сдавалась Марина. – Это одно, а это другое. Сейчас пока – да, а потом он привыкнет ко мне. И потом, со скандалом он точно женится, а так еще неизвестно.
Насколько я себе представляла положение вещей, Гриша никогда в жизни не пошел бы ни на какой скандал, рискуя потерять работу под Валькой, не говоря уж о женитьбе на Валькиной жене. А уж чтоб сам Валька отдал жене по разводу половину имущества... Но объяснять все это в подробностях, стоя на грязном полу в дамском туалете, было как-то нелепо, к тому же нас обеих ждали в зале...
– Слушай, – отчаянно взмолилась я. – Ты только не спеши. Очень тебя прошу. Давай созвонимся, встретимся, все обсудим.
– Нечего обсуждать, – упрямо тряхнула головой Марина. – Я все решила. И не уговаривай меня. И меняться тоже не буду.
– Но так нечестно! Ты... Ты просто меня обкрадываешь!
– Кто бы говорил, что честно, что нечестно. Вообще все это ты сама придумала, меня не спросила. Ты свое получила, я тоже хочу.
– Ну и когда ты собралась выступать со своим заявлением? – безнадежно поинтересовалась я. На большее фантазии не хватало.
– А вот на вечер в Думу схожу – и после скажу, – ответила упрямая Марина.
– И когда это? – Она мне как-то говорила, но я в своей круговерти начисто забыла число.
– Двадцать четвертого.
Сегодня было девятнадцатое. Значит, оставалось пять дней.
– И что тебе этот вечер дался – целых пять дней ждать, когда речь идет о счастье всей жизни? – я не смогла удержаться от ехидства.
Марина вдруг смутилась:
– Ну... Знаешь... Все-таки Дума... Там такие люди будут, хоть поглядеть. А то Гришу когда еще пригласят... А я и платье выбрала...
– Ну да, раз платье, тогда конечно...
Когда я вернулась за столик, у меня было такое лицо, что если раньше Петя мог думать про внезапный приступ поноса, то теперь он должен был решить, что у меня разыгралась холера. По крайней мере он подскочил мне навстречу и помог опуститься на стул.
– Господи, Ариша, что с тобой? Ты какая-то бледная...
Еще бы, при таком освещении. Скорее даже синяя.
– У меня жуткий приступ мигрени, Петь, – соврала я сквозь стиснутые зубы. – Наверное, от шума или от света... Отвези меня, пожалуйста, домой.
Сама мысль о том, что можно куда-то ехать и думать о каком-то кофе и прочем с посторонним мужиком в ту минуту, когда у меня, можно сказать, из-под носа пропадает последний муж, казалась мне невозможной. Господи, а как мама-то была права...
– А может... – Петя выглядел растерянным и огорченным. – Я думал – ко мне... Может, все-таки заедем, кофе попьем? Ты в машине отойдешь?
– Если и отойду, – мрачно ответила я, – то только на тот свет. Нет уж. Домой.
Валентин Сергеевич Волковицкий недовольно поморщился. Неладно что-то в датском королевстве. И черт бы с ней, с Данией, но и в своем собственном-то последнее время какой-то разлад. Нет, спаси Бог, ничего нехорошего нет, но все же что-то, что-то... Действует что-то на нервы, как холодным сквознячком тянет по спине.