— Не беспокойся. — Он снова опустился на колени, и они принялись вместе собирать пластинки. — Давно надо было привести их в порядок. Боже мой! Вот это музыка моей юности! Ты помнишь ее? Нет, конечно нет. Ты тогда была еще ребенком.
— Я всегда слушала это в детских передачах по утрам в субботу.
Они смеялись очень непринужденно. Внезапно их глаза встретились, смех замолк. Майк резко потянулся к ней в инстинктивном порыве, но Мэгги показалось, что это было легкое, плавное движение. Секунду они смотрели друг на друга, а потом их губы слились, она отвечала на его поцелуй с такой страстью, какой в себе не подозревала. Утопая в страсти и желании, волна которого нахлынула нежданно-негаданно, она прижалась к нему. Он обнял ее, сладковатый запах его кожи пробуждал в ней невероятно острые ощущения. Она уже давно не хотела никого так, как его. Время остановилось, она почувствовала в себе такой заряд энергии, какой способен взорвать вселенную. Мэгги оставалась неподвижной в кольце его рук. Казалось, что ее душа откликнулась на его прикосновение, она почувствовала, что утопает в нем. Она прильнула к нему, невидимые нити связали их. Замерло дыхание, она наслаждалась моментом, но все же ждала большего.
Неужели возможно быть на вершине блаженства и хотеть чего-то еще? Неужели возможно испытывать такое, ведь прикосновению тел мешает одежда? Вопреки здравому смыслу Мэгги чувствовала, как на несколько минут достигла пика насаждения, которого обычно достигают только в момент оргазма. Она растворилась в мире, где были только они двое и неизбежность их близости. Вдруг все это куда-то исчезло. Он уже не держал ее в объятиях, их губы больше не соприкасались. Она почувствовала, что его нет рядом, открыла глаза и увидела, как он отходит от нее.
Чувство потери было невыносимо, ей захотелось закричать от обиды, но она молча поднялась и села на диван. Странное чувство уязвленности и обманутости овладело ею.
— Извини, — голос Майка был груб, — я не должен был этого делать.
— Я тоже этого хотела, — сказала она мягко.
— Но ты не должна была, — ответил он сердито, — ради Бога, ты же замужем. Мы оба это знаем.
Несправедливость происходящего обжигала ее. Неожиданно она расплакалась:
— Ты не понимаешь…
— Я понимаю все очень хорошо. Я знаю, что не собираюсь делать ничего за спиной у твоего мужа. Давай я отвезу тебя домой.
Она не двигалась, вся сжавшись и дрожа, слезы застыли в ее глазах.
— Майк, не делай этого, пожалуйста. Ари… Это не совсем то, что ты думаешь.
— Почему же?
— Я знаю, это было бы неправильным, но… — Она запнулась, ей стало стыдно, что она изменяет Ари. И не только физически, ее душа была отдана Майку. — Ты прав, — проговорила она тихо. — Думаю, я слишком устала и много выпила.
— Черт возьми, Мэгги, не надо извиняться. Давай выпьем кофе и забудем, что произошло.
Но они оба знали, что не смогут забыть.
Мэгги смотрела на него и чувствовала влечение, которое нельзя было выдать за дружескую симпатию. Она хотела его, теперь она не сомневалась в этом. Ее тело знало то, что ум не хотел воспринимать. Ни стыд, ни попытки сдержать себя не могли остановить ее.
Она все сидела, обхватив себя руками и тихонько вздрагивая, а Майк отправился на кухню приготовить еще кофе. Он вернулся с двумя чашками, одну поставил перед ней на ковер, а с другой уселся на софу. Звучал голос Пола Саймона, а плач труб отдавался эхом в душе Мэгги.
— Что ты имела в виду, когда сказала, что между тобой и Ари не совсем то, что я думаю? — спросил Майк. Скрытое напряжение в голосе выдавало его заинтересованность. — Ты несчастлива?
Она закусила губу.
— Нет, просто у нас свои проблемы.
— Из-за разных культур?
— Отчасти да. Но и не только. Я не хочу об этом говорить.
— Ты имеешь в виду другую женщину?
Она резко вскинула голову:
— Откуда ты знаешь?
— Нетрудно догадаться. Расскажи мне про Ари.
И она рассказала ему.
Рассказала, как встретила Ари, как влюбилась в него, уехала на Корфу и вышла за него замуж, полная надежд; как изо всех сил старалась быть хорошей женой; как не могла забеременеть и Ари винил ее за это. Рассказала, как все стало распадаться из-за связи Ари с Мелиной и еще по многим причинам.
— Самое ужасное то, что ему на самом деле лучше будет с ней, — сказала она, впервые полностью осознав это. — Ты прав, что суть вся в различии культур. С Мелиной у него не было бы таких проблем. Я думаю, Ари жалеет, что женился на мне. К тому же Мелина могла бы подарить ему ребенка, женщины на Корфу рожают без проблем. — В ее голосе не было отчаяния, лишь одна грусть.
— Понимаю, — сказал он, — ты не преувеличивала, когда говорила, что несчастлива, не та ли?
Она потянулась к кофе, успевшему остыть:
— Теперь расскажи мне о себе. Я хочу, чтобы ты тоже открылся мне.
— Я? Мне нечего рассказывать.
— Я уверена, что это не так.
— Хорошо.
Он рассказал ей о Джуди, которая разрушила его жизнь.
— Гордость мужчины — его ахиллесова пята, — заключил он.
— Ты думаешь, если б Роза завела себе любовника, не у каждого на твоем месте пострадала бы гордость?
— Я начинаю думать, что да.