Обман Инкорпорэйтед (сборник)

– Классно истребляет мужские споры, – пробормотал Глок, – но также вышибает к чертям слезные железы. Жаль тебя, парень. – «Конец инструкции, – подумал он. – Конец монолога. Конец секса. Конец Зубко… или зуб Конецко. Реклама это или анализ разбазаренной жизни? Эта лекция известна мне наизусть. Но как? Откуда? Она как будто возникает у меня в мозгу, не приходя извне. Что это значит? Необходимо узнать».

«Всегда помните, – продолжал неумолимый голос, – что мужские споры обладают устрашающей способностью продвигаться вперед на собственной энергии. Если вы обдумываете это постоянно, дамы…»

– Устрашающей, да, – повторил Глок. – Но ПЯТЬ МИЛЬ? – Он вспомнил, что когда-то давно уже говорил эти слова. В детстве. «Да нет же, – подумал он. – Я не говорил об этом вслух, а только думал, замышлял как злую шутку в школе. Но сейчас в этой треклятой камере мне перекачивают перефразированные сенсорные данные из внешнего мира – и мои собственные давние мысли возвращаются ко мне: сделав петлю, приходят обратно в мою голову – с десятилетним запаздыванием».

«Сплаб – гног – форб – СКУАЗ», – безжалостно дребезжал в его беспомощных ушах голос из провода аудиовыхода.

«Мое оружие противодействия, – думал Глок, – они блокировали собственным таким же оружием. Кто же…»

– Да, сэр, гног форб, – сердечно, но коверкая звуки, объявил голос на аудиовходе. – Говорит славный мальчуган Чарли Фолкса по имени Марта, сейчас я отключаюсь, но скоро вернусь, а со мной мои хохмочки для поднятия настроения, чтобы все было светло, весело и СКУАЗно! Пока-пока! – Голос умолк, тишину нарушали лишь слабые потрескивания электрических разрядов.

«Не знаю никакого мальчишки по имени Марта», – подумал Глок. И понял, что здесь что-то неладно: имя с окончанием на «а» не могло принадлежать мальчику. Логический подход подсказывал имя Март. Но, может быть, они – и Чарли Фолкс – об этом не знали? Наверное, не слишком начитанны. Насколько Глок помнил, Чарли был из разряда чертовски невежественных самоучек, прикрывающихся тонким слоем культурных, научных, случайных и сомнительных полудостоверных фактов, о которых обожают часами бубнить любому подвернувшемуся зеваке в пределах слышимости. А когда Чарли повзрослел, можно было просто уйти от него: он продолжал говорить, ни к кому не обращаясь. Но, разумеется, в те дни у Глока не было своей камеры, зато ощущение пространства-времени было нарушено, и минуты казались ему годами, по крайней мере в этом его давным-давно убеждали промыватели мозгов, тестируя его при подготовке к жизни и работе в специально спроектированной и смонтированной камере.

Глок с тоской мечтал вспомнить принцип оружия противодействия, хранившийся, как ему казалось, у него в памяти перед тем, как по проводам к нему начал поступать словесный мусор. Это было бы превосходнейшее оружие против Хорста Бертольда и ООН. Глок в этом не сомневался.

Но, возможно, он вспомнит его позже. Вообще-то, принцип представлял собой лишь ядро противотактической идеи и едва начал оформляться. Это потребует времени. Если Глока не будут отвлекать… если эта идиотская каша опять не хлынет в ту секунду, когда он начнет превращать изначальный замысел в нечто рабочее, в то, что герр фон Айнем сможет ввести в сражение, в котором они бесславно увязли на Китовой Пасти и где-нибудь еще… возможно, во всей вселенной. А сейчас Глок опаздывал недель на шесть, и данные были готовы для передачи ему еще в прошлый четверг, если не в прошлом году.

«Марта, – раздумывал он. – Кажется, это из «Последней розы лета». Кто же автор? Флотов[26]? Легар[27]? Один из сочинителей легких оперетт».

– Гуммель, – неожиданно объявил в наушниках мужской голос, напугав Глока. Голос был знакомый, пожилой. – Иоганн Непомук Гуммель[28].

– Перестаньте молоть чепуху, – машинально откликнулся Глок, раздосадованный очередным типичным для старины Чарли Фолкса обрывком ложной информации. Грегори охватила смертельная усталость и безразличие ко всему происходившему в последние унылые годы.

Он поневоле пожалел, что не родился плотником. Тогда ему не нужно было бы думать – знай себе меряй доски, распиливай и бей молотком, чисто физическая работа. И неважно, что там сморозил Чарли Фолкс и о чем вдобавок наплел паренек Марта – никакая их болтовня не имела бы значения.

Как здорово было бы вернуться назад и прожить жизнь сначала. Только на этот раз прожить по-другому, попав в нужную колею. Получить второй шанс при всех его нынешних знаниях…

Но что именно он знает сейчас?

Глок ни за что на свете не мог этого припомнить.

– Каков каламбур, – заметил голос в наушниках. – Ни за что на свете не прожить жизнь сначала… верно? – Голос усмехнулся.

Глава 12

В дугообразной пасти существа перекатывалась по поверхности влажного жадного языка горсть недоеденных глаз. Уцелевшие и сохранившие свой блеск глаза уставились на Рахмаэля, они продолжали функционировать, хотя уже были отделены от маслянистой наружной плоти, смахивающей на луковицу головы. На ней заметны были висевшие гроздьями заново нарождающиеся глаза, подобные бледным крошечным икринкам.