Обман Зельба

— Ну да, это же прибыльное дело, верно? Кстати, вы легко меня узнали?

— Не могу сказать, что это было очень трудно. Впрочем, узнавать людей, которые не хотят быть узнанными, — это часть моего ремесла.

— Вы увезете меня отсюда?

Я не понял, что она имела в виду.

— Я имею в виду… увезете ли вы меня куда-нибудь, где нет этих… этих фотографий в газетах… Их же, наверное, теперь разошлют по всем почтовым отделениям и полицейским участкам, как тогда, когда ловили Баадера и Майнхоф,^[21] и будут показывать по телевидению? По телевидению тоже показывали?

— Вчера вечером.

— Ну так как, у вас есть идеи? Тогда бы я вам рассказала все, что вы хотите знать.

Я призадумался. Помощь террористической организации, укрывательство преступника, воспрепятствование осуществлению правосудия… Я мысленно пробежал глазами перечень возможных последствий. Освободят ли меня в мои семьдесят лет от судебной ответственности «по возрасту и состоянию здоровья», или это — исключительная привилегия нацистских преступников? Конфискуют ли они мой «кадет» как орудие преступления? Решение морального вопроса, сдержу ли я свое обещание, данное Лео, даже в том случае, если узнаю, что на ее совести самые страшные злодеяния, какие только можно себе вообразить, я отложил на потом.

Я встал.

— Хорошо. Я отвезу вас во Францию, а по дороге к границе вы расскажете мне то, что вам известно.

Она продолжала сидеть.

— А когда мы приедем на границу, дежурный офицер пожелает нам счастливого пути и…

Она была права. Даже в новой Европе с ее открытыми границами полиция во время крупномасштабных поисковых операций берет пограничные пункты под особый контроль.

— Я переправлю вас через естественную границу.

32 Бананы в выхлопной трубе

По телевидению просили с пониманием отнестись к незначительным, но неизбежным ограничениям свободы передвижения — полицейским рейдам и проверкам документов. Поэтому я выбирал тихие, узкие дороги с тракторами, сеновозами и комбайнами, которые стараются избегать как простые водители, так и полицейские. Мы проехали через малый Оденвальдский лес и Крайхгау, перебрались через Рейн у Леопольдсхафена и въехали у Клингенмюнстера в Пфальцский лес. В два часа мы были в Нотвайлере.

— Рассказывать особенно нечего… — начала Лео, когда мы миновали Эрнстталь, но тут же опять надолго умолкла.

До самого Неккарбишофсхайма она мрачно о чем-то думала, сворачивала и курила одну самокрутку за другой.

— Не понимаю… Рольф практически не имел отношения к акции и не участвовал в ней. Убивать его не было никакой надобности, никому. А как его убили?

— Расскажите мне просто все с самого начала.

— Ну, тогда я начну с Хельмута Лемке. Правда, у него теперь другая фамилия, но все равно. Вы со своей фотографией быстро выясните ее. Он действительно был мне как старший брат. Когда отец в первый раз привел его к нам домой, я еще не ходила в школу. Он не считал себя слишком взрослым, чтобы играть со мной в саду в прятки или догонялки, а когда я немного подросла, он научил меня играть в теннис. Ему явно так же не хватало младшей сестры, как мне — старшего брата.

— А как с ним познакомился ваш отец?

— Хельмут был студентом и во время каникул проходил практику в министерстве. Чем-то он понравился отцу. В шестьдесят седьмом году он переехал из Бонна в Гейдельберг. Наш контакт с ним немного ослаб, но он периодически бывал в Бонне, каждый раз заглядывал к нам и по-прежнему возился со мной. Когда отец попал в тюрьму и все от нас отвернулись, он продолжал навещать нас как ни в чем не бывало. А потом вдруг, шесть лет назад, исчез, словно провалился сквозь землю.

— Когда он снова появился?

— Прошлым летом. Comme çа.^[22] — Она щелкнула пальцами.

В один прекрасный день он вырос у нее на пороге и поздоровался с ней, как будто они расстались вчера. В последующие недели они виделись почти каждый день.

— Это было для нас… Как бы это сказать… С одной стороны, мы знали друг друга уже сто лет и были как родственники, с другой стороны, мы заново открыли для себя друг друга.

Означало ли это, что у них была любовная связь? Во всяком случае, они много времени проводили вместе — теннис, прогулки, театр, кулинарные эксперименты. Однажды он рассказал ей, что шесть лет провел за решеткой. Его посадили за взрыв в здании окружного военного комиссариата в Гейдельберге.

— На шесть лет?

Я не помнил такого теракта, хотя громкие дела о взрывах и поджогах в районе Мангейма и Гейдельберга мне обычно запоминались.

— Там пострадал ночной сторож. Он был тяжело ранен. Но Хельмут не имел к этому взрыву никакого отношения. Он занимался политической работой, был членом КСЗГ — Коммунистического союза Западной Германии, постоянно трепал нервы полицейским и судьям, и в конце концов они пришили ему чужое дело и засадили за решетку. Вот такая история. Он мне говорил, что один полицейский ему так и сказал: ты, мол, хорошо повеселился, столько лет портил кровь моим коллегам, теперь наш черед повеселиться.

— И вам эта история показалась убедительной?