Обмани меня дважды

Оливия смотрела в окно, потому что попросту не знала, какими глазами смотреть на него. Целых четыре дня она пестовала своей гнев на герцога. Но как только он вошел в камеру, все ее усилия пошли прахом. Он спас ее. Как она может снова разбудить свое чувство обиды? Прежде Оливия думала о том, каково это – иметь такого друга, как герцог. Теперь она знала, что это означает свободу – в буквальном смысле слова. Герцог Марвик мог вытащить человека из Ньюгейта с такой же легкостью, с какой другой мог обрушиться с угрозами на нищего за то, что тот занимает место на тротуаре.

Оливия смотрела на суету дневного транспорта. Как странно, что солнце на небе все еще светит! Ей казалось, что она пережила целое столетие, а то и больше, сплошного кошмара, с тех пор как она утром вошла в Сент-Джеймс. Оливия прикоснулась к щеке – та была горячей и мягкой.

– Вот. – Марвик пересел на ее сиденье, взял ее за подбородок и повернул его к свету. От близости и смелости герцога она замерла.

Оливия еще не совсем забыла о том, как он прикасался к ней в спальне. Если он сделает это еще раз, – черт с ней, с благодарностью! – Оливия ударит его.

Но через мгновение он отпустил ее и вновь сел на свое место.

– Да, это отвратительно, – спокойно промолвил он. – Палкой били?

– Всего лишь кулаком.

Всего лишь. Она поежилась. Оставаясь на месте, Марвик рассматривал Оливию. Он был слишком широкоплеч и длинноног, чтобы им обоим хватало места. Его бедра касались ее бедер, его колено упиралось в ее грязные юбки. Потому что за каждый дюйм, который она ему уступала, он, без сомнения, намеревался отвоевать милю.

Впрочем, Оливии нравилось чувствовать его тело рядом со своим. Это не было желанием – для этого она слишком измучилась. Но герцог высок, силен, он обладает властью – из такого человека получается очень хороший щит. Защитник… Оливия попыталась остановить поток мыслей. Он не рыцарь. Но он спас ее из тюрьмы, так что на некоторое время она позволит ему толкать себя, как ему вздумается.

При повороте карета накренилась на бок. Выглянув в окно, Оливия увидела удаляющиеся контуры пивной «У Суона и Эдгара». Но в дом Марвика надо ехать другой дорогой!

– Куда мы направляемся? – спросил она.

– Вы скоро узнаете. Они говорили, что вы целились в них из моего пистолета. Это правда?

– Нет, конечно! – Оливия и не знала, что полиция может быть такой жестокой. Она ожидала Бертрама возле дома птичника в парке Сент-Джеймс. К ней подошел пожилой полицейский и ударил ее по лицу. – Они не сказали ни слова. Они даже не спросили моего имени. Они смотрели на меня, угрожали, и я ощутила… – Она нервно усмехнулась. – А потом, неожиданно…

– Бертрам, должно быть, выдал им какую-то награду.

Так он теперь верит ей? Оливия ощутила, как ее охватывает чувство облегчения, и она сразу ослабла, словно опустилась в горячую ванну.

– Да, думаю, вы правы. – Как чудесно, что наконец появился кто-то, кто понимает если и не все, то достаточно для того, чтобы разглядеть самые черные вещи. Наконец она не единственная, кто видит их.

Но когда Оливия повернулась к Аластеру и увидела его выражение, охватившее ее облегчение тут же испарилось. В его лице не было ни капли симпатии. Ни откровения, ни понимания. Он смотрел на нее так, как кошка наблюдает за мышиной норкой – прищурив глаза, составляя свои мрачные планы.

– Что мне с вами делать? – спокойно спросил Аластер.

Оливия сглотнула.

– Вы могли бы поблагодарить меня, – сказала она. – Если бы не я, вы, вероятно, по-прежнему сидели бы в своей спальне.

Его губы сжались.

– Как вы можете опять говорить об этом? Да вся эта кампания была разработана для того, чтобы вам было проще совершить кражу. Разве это не так?

– Она действительно… началась по этой причине, – призналась Оливия.

Он посмотрел на нее с легкой, насмешливой улыбкой.

– А потом? Мое благородство взяло над вами верх?

Что Оливия может сказать, чтобы он ей поверил – или в чем ей хотелось бы признаться? «Вопреки здравому смыслу вы постепенно начали… нравиться мне?»

Он будет смеяться над этим до слез. Или – что еще хуже – примет ее признание за очередную ложь и выбросит Оливию из кареты.

– Вы меня обворовали, – продолжал Марвик, глядя перед собой немигающим взором. – Вы мне лгали, вводили меня в заблуждение, рылись в моих вещах, которые использовали потом для того, чтобы шантажировать пэра Британии. Вы согласитесь, что все это ставит меня в трудное положение?

Глаза Оливии стали как-то странно покалывать. Господи, неужели она заплачет? Как унизительно. Она приложила руку к лицу, надеясь, что герцог подумает, будто ее беспокоит боль в щеке.

– Если вы сейчас отдадите меня ему…

Марвик пренебрежительно фыркнул.

– Если бы я хотел это сделать, я бы не стал пачкать туфли о тюремную плесень. Скажите, зачем вам понадобилось шантажировать его?

Она уронила руку – пусть смотрит на нее. Пусть увидит, что она говорит правду.

– Я хотела, чтобы он отстал от меня. Он приставал ко мне, преследовал меня – целых семь лет… Однажды он нанял… он нанял команду частных следователей.