Обмани меня еще раз

‒ Что значит? Игры, говоришь? Это ты заигрался, вмешиваясь в мою жизнь и решая за меня с кем мне быть, а с кем нет. Ты ворвался в мою жизнь, начал шантажировать и угрожать себе во благо. В ответ я попросила тебя всего лишь об одной услуге, не попадаться мне на глаза! Ты даже этого не смог выполнить! И еще смеешь обвинять меня в чем-то?! А теперь просто убирайся из моей жизни. И это забери! ‒ я не успеваю осознать сказанные ей слова, как Ева кидает в мою сторону увесистый конверт, который я еле успеваю поймать.

‒ Я хранила его все эти годы, чтобы он напоминал мне о тебе, какой ты подлый человек. Каждый раз смотрела на него и понимала, для чего я стараюсь и карабкаюсь вверх. Но мне больше ни к чему эти воспоминания! Я и без него справляюсь, я и так буду знать до конца своих дней, что ты…

Она не договорила, ей было больно, я видел это по ее глазам. Они сверкали от влажности, еще чуть-чуть и слезы потекут. Губы дрожали.

‒ Что это? Я тебя не понимаю, ‒ вертел непонятный и незнакомый мне конверт в руках и сделал шаг в ее сторону.

Ева меня остановила. И взглянула на меня таким взглядом, что мне захотелось схватить ее и не выпускать их своих объятий. Пусть возмущается и брыкается, сколько хочет. Она продолжала изучать мое лицо, словно прощалась со мной навсегда. Это мы еще посмотрим! Ева закрыла глаза, затем резко развернулась и ушла в дом. Я заглянул в конверт, где увидел пачку долларов и какой-то листок, сложенный напополам. Только не говори мне, что она решила от меня откупиться!

Ладно, завтра поговорим, и я уехал в гостиницу.

Но и там я не мог успокоиться. Перечитывал несчастную записку в десятый раз подряд и не понимал ничего. Кто-то напечатал ей письмо с весьма впечатляющим содержанием и передал вместе с деньгами. Кто-то оценил меня на миллион рублей. Щедро! И я даже догадывался, кто это мог быть. Мне захотелось рвануть домой и поговорить с отцом. Явно его рук дел, больше никто не мог заплатить за меня столько денег. Но вовремя вспомнил про дочь и захлопнул дверь обратно.

Да и это письмо полнейший бред. Она же знала, как я к ней обращаюсь. Как она могла поверить в то, что это писал ей я?!

***

Так, надо успокоиться и все обдумать. Ева считала, что я прислал ей деньги и бросил. Разве можно за это так сильно ненавидеть и игнорировать меня? Да, ей было больно и тяжело, но я ведь тоже страдал от ее молчания. Значит, было что-то еще. Да, я притормозил ее дело по усыновлению близнецов, но после операции все ее документы будут в полнейшем порядке, и она сможет их забрать оттуда. Я даже посетил их детский дом под предлогом помощи, чтобы разузнать детали, но директрису было не пронять. Она хоть разрешила на детей посмотреть. Малыши были хорошенькие, я бы и сам не отказался от сына. Своего, родного…

Так я и уснул, с мыслями о Еве, с конвертом в одной руке и с запиской в другой.

Я проводил с дочерью почти все свое время, если не считать срочных дел. И сегодня тоже. Она начала задавать мне вопросы насчет Евы, когда в палату вошла она и еще одна девушка, наверное, тоже врач. Это спасло меня от ответов.

Я все время смотрел на Еву, ожидая, что она хотя бы раз взглянет в ответ. Но напрасно. Пришлось ее догонять, когда они закончили разговаривать с дочерью и вышли в коридор. И тут меня ждало разочарование. Ева просто напросто спихнула меня своей подруге. Я так и остался стоять в коридоре, как вкопанный в бетонный пол.

‒ Сочувствую, но помочь ничем не могу, ‒ ее подруга первая начала разговор. ‒ Но вы не отчаивайтесь, если хотите до нее достучаться, то не сдавайтесь, идите до конца. Когда-нибудь она вас простит, если вы, конечно, хотите ее вернуть.

Мне показалось, или она действительно что-то знает? Но девушка в белом халате отказалась делиться со мной их совместными тайнами.

‒ Она сама должна вам рассказать всю правду. Это тайна касается только вас двоих. И я не буду вмешиваться. Помочь в чем-то согласна и только, ‒ и, подарив мне дружелюбную улыбку, ушла в ту сторону, куда недавно сбежала от меня Ева.

Я вернулся в палату к дочери. Дату операции мне сообщили, но не стал делиться им с Лесми. Ни к чему ей волноваться и переживать. Мы поговорили с ней, почитали книжки, благо она забыла про Еву. Я же начал усиленно думать о том, как нам остаться наедине и поговорить. Мне не терпелось узнать, кто заплатил за меня. И как она согласилась на такое? Но почему не потратила тогда деньги? Для чего хранила? Чтобы мне отомстить? Не слишком ли длинный ход?

Снова вопросы без ответов. Их уже накопилось столько…

В день операции я даже не стал покидать палату дочери, пока ее не забрали медсестры. И потянулись долгие часы ожидания. Я нервно мерил коридоры больницы и молился. Но видимо что-то пошло не так, когда одна за другой их операционной забегали медсестры. Я не выдержал, с замирающим сердцем ворвался туда и встретился с глазами Евы.

‒ Что с моей дочерью? ‒ рявкнул я.

‒Выйди отсюда! ‒ услышал я ее не менее грозный голос. ‒ Все в порядке с Лесми, уже заканчивают.