Обмани меня еще раз

Несколько лет назад я потеряла своего первого пациента, которого привезли после автокатастрофы. Девочку пяти лет, белокурого ангела, что была еще в сознании, когда ее вкатили в операционную. Все ее волосы были испачканы ее же кровью.

‒ Тетя врач, мне больно. Маме тоже больно? Она поэтому плакала? Дайте ей волшебную таблетку. У вас же их много. Я не хочу, чтобы мама опять плакала, ‒ это были ее последние слова перед анестезией.

Мои и старания остальных врачей не оправдались, на половине пути она решила сдаться. После я проплакала всю ночь и с утра написала заявление об уходе, решив переехать в неприметный городок. Но эта девочка всегда оставалась рядом со мной, как ангел-хранитель, являясь ко мне во снах. Там она всегда меня предупреждала, глядя в мою сторону мягкой улыбкой, о сложных ситуациях, что могли меня ожидать во время операции.

‒ Я влезу не в свое дело. И это нарушит этикет врачей, ‒ заговорила я, сумев вырваться из вихря воспоминаний.

‒ С каких пор тебя стали волновать такие нюансы, если дело касалось спасения ребенка?

Отец прав, я могла нарушить тысячи правил, даже преступить закон, если от меня зависела жизнь ребенка. Спасти дитя было для меня принципом. Многие сложные случаи я определяла на уровне инстинктов, направляя на повторные анализы и процедуры. Из-за этого меня и держали в больнице и шли мне на встречу. Закрывали глаза на то, что я не встречалась с родителями, если на то не было веских причин. Все вопросы с ними решали мои интерны или старшая медсестра, в тяжелых случаях и сам главврач. Павел Николаевич Капралов (главврач нашей больницы) на мои выходки старался смотреть сквозь пальцы. Знал, что он потеряет больше, если откажется от меня. Хорошие детские хирурги с руками были на вес золота… И в маленькие города они не приезжали, в отличие от меня, чтобы устроиться на работу.

‒ Сегодня твоя очередь мыть посуду, ‒ отец сложил грязную посуду в раковину и устроился перед камином. ‒ Потом можешь присоединиться ко мне, если управишься по-быстрому, то так уж быть, налью бокальчик красного. Своего, домашнего.

Седина в бороду, а все шутки шутить. Я надела резиновую перчатку и приступила к работе. Наверное, единственное, что я умею делать хорошо на кухне. Готовить так и не научилась, дома хозяйничал отец. Справившись с немногочисленной посудой, я присоединилась к папе. Он был поглощен газетами, которые выписывал вместе с моими медицинскими журналами. Бокал красного вина уже ждал меня на стеклянном журнальном столике. Устроилась в кресле поудобнее и раскрыла карту мальчика, внимательно вчитываясь в записанные врачом от слов пациента жалобы.

Регулярная боль в животе началась месяц назад с небольшим, температура тела была выше нормы и держалась так достаточно долго, три недели. Снижение давления и обильное потовыделение у здорового подростка никаких подозрений у участкового педиатра не вызывали, что немного смущает. Ладно с потовыделением, у подростков в пубертатный период оно частое явление. А вот давление у детей в таком раннем возрасте просто так не начинает снижаться. Да и на жалобы на боли в животе педиатр должна была его отправить на обследование к гастроэнтерологу. Как-то это странно, ведь у мальчика были случаи обострения гастрита с 8 лет.

Вернулась на самое начало карты. Ивану Дмитриевичу Данилову было пятнадцать лет, рос он с мамой, отца не было. Точнее, он был, при зачатии ребенка, куда он пропал потом — история умалчивает. Про это в медкарте не прочитать. Рос он обычным ребенком, болел не часто, но случаи бывали, попадал в больницу с гастритом. На первый взгляд ничего подозрительного не заметила. Может, зря волнуется бабушка? Но что-то заставило меня просмотреть анализы, на которые его отправила врач.

Общий анализ крови и мочи ‒ стандартные анализы, которые назначают почти все врачи. Они могут многое рассказать о внутреннем состоянии человека, что не увидеть обычным вооруженным взглядом. В крови были незначительные, на первый взгляд, изменения по показаниям гемоглобина, эритроцитов, лейкоцитов и тромбоцитов. Да и остаток распавшихся белков намного повышал норму даже для взрослого человека, а речь шла о подростке.

‒ Может, ты перестанешь кусать губы и расскажешь в чем дело?

***

Я подняла голову и встретилась взволнованными глазами отца.

‒ А как же врачебная этика не раскрывать тайну пациента, кроме как близким родственникам, в списке указанных самим пациентом? ‒ я закрыла карту и отложила на столик.

‒ Я же не личные данные о нем прошу, а в чем собственно у человека проблема. Ты имён не называй, а просто поделись своими подозрениями. Ты для себя уже что-то решила и в голове целый план разработала, иначе бы не стала терзать свои губы до крови, ‒ он даже газету свою отложил. — Иногда произношение проблемы вслух помогает воспринимать его иначе.