Обмани меня красиво

— Сальникову приводит в себя Михаил. Думаю, что с ней все обойдется. А вот Звонарев… — Виктор вполне отчетливо выругался, проклиная свою невезучесть. — А вот Сереге… Лежит у самого родника с вывернутой шеей.

— Он жив?! — спросил за всех Сашка, потому что никто более говорить был не в силах. — Он дышит хотя бы?!

— Пока да, но как долго это продлится, не знает никто. — Виктор обежал глазами поляну, остановил взгляд на нетронутом чае и с небывалой тоской изрек: — Парню не повезло, это точно. А он так хотел победить в этом конкурсе…

— Вы сказали, это несчастный случай? — с трудом произнесла Лиза, ее лихорадило с такой силой, что она начала заикаться.

— Следствие установит. — Виктор остервенело затеребил щетинистый подбородок. — Сначала эти двое дерутся и поливают друг друга на чем свет стоит, потом одного из них находят со сломанным позвоночником! Никому не кажется это странным?

Отвечать никто не стал. Мужчины насупленно молчали, а Лиза потихоньку плакала. До нее только теперь начало доходить, что со Звонаревым случилась страшная беда, что он не выйдет больше к чаю и не попросит ее приготовить хоть что-нибудь, что больше не будет злобствовать и бубнить за ее спиной. И что теперь он уже никогда не станет победителем и не попадет в институт, поступить куда ему так хотелось. Стала объяснимой теперь и Ларискина истерика. Она, видимо, пошла к роднику умываться и наткнулась там на Звонарева, лежащего почти у самой воды с неестественно вывернутой шеей. Все для Лизы стало почти понятным, кроме одного: при чем тут Сашка?!

— Следствие разберется, — пробубнил Виктор, подталкивая Новикова к распахнутой вертолетной двери полчаса спустя. — Был ли это несчастный случай или Звонареву кто-то помог, разберутся те, кому за это деньги платят.

И все… Вертолет, отвратительно вращая свистящими лопастями, поднялся с поляны и улетел, увозя Звонарева, запеленатого по самые брови в корсеты и бинты, и Сашку, который, кажется, так ничего и не понял.

Глава 6

— Иришенька, миленькая моя, ну съешь хоть что-нибудь. — Полными слез глазами Полина смотрела на сестру и, помешивая в тарелке молочную рисовую кашу, без конца повторяла: — Ну нельзя же так, пойми! Ты целую неделю почти ничего не ела. Посмотри, в кого ты превратилась!

— Плевать.

Ирина окинула взглядом кухонный стол. Содержимое водочной бутылки почти иссякло, сыр с кружочками колбасы успел подсохнуть. Повсюду на столе пепел, в пепельнице гора окурков. Сколько же дней она сидит на этой кухне и заливает свое горе? Сразу и не скажешь. Сначала были похороны, и ее Антоха, с которым она срослась, как оказалось, кожей и костями, лежал в красивом полированном гробу. Он лежал там в новеньком костюме, носить которые при жизни терпеть не мог, совершенно чужой и отрешенный и от нее, и от всего остального мира, в котором он оставил ее теперь совсем-совсем одну. Его неживое лицо и тело ничуть не казались ей страшными. Все это принадлежало ее Антохе, как она могла его бояться? Она помнила, смутно, правда, как сидела у его гроба, как расчесывала то и дело его волосы и поправляла крохотную подушечку под его головой. На нее шикали, ругались, даже пытались увести, но она никого не слушала и не видела никого, кроме Антохи.

Потом его вынесли из дома, погрузили в катафалк и спустя час засыпали двухметровым слоем сырой глинистой земли. И все… И его теперь уже не стало и вовсе — никакого: ни живого, ни мертвого. Остался один неопрятный холм земли с грудой венков и живых цветов. И больше ничего. А, нет, еще осталась она сама — вдова Ирина — с памятью, которую хотелось выкорчевать из себя вместе с ноющим сердцем и гудящими от мыслей мозгами.

Зачем?! Почему?! Она же так… так любила его! Только потеряв, поняла, как сильно она любила своего непутевого Антоху.

С трудом высидев на поминках и едва не захохотав истерически в момент длинных лицемерных речей, Ирина уехала к себе домой. Там, не разуваясь, она прошла в кухню, достала из холодильника бутылку водки, нарезала сыра, колбасы, хлеба и начала пить. Сколько же времени, интересно, она уже пьет? Если верить Полинке, то неделю. Но та могла в эту неделю включить и похороны, и дни, предшествующие им. Господи, какой вздор! Какое это все сейчас имеет значение?! Неделя или две, какая разница! Что это изменит?! Ее облик? Так ей на него плевать. Что ее по-настоящему заботило, так это почти физическая боль оттого, что Антохи больше никогда не будет рядом. Все внутренности выворачивались наружу, и их жгло так сильно, что это было похоже на изощренную инквизиторскую пытку.

— Потому что водку жрешь уже неделю! — вклинился тут же в ее мысли плаксивый голос сестры.

Ага, оказывается, она обо всем этом размышляла вслух. Уже хорошо. Значит, говорить все же не разучилась.

— А я, может, хочу умереть. — Ирина уронила хмельную голову на скрещенные на столе руки и глухо забормотала: — Что мне теперь, Полин? Что делать-то, спрашиваю?

— Но не спиваться же, Ирина! — Сестра тяжело опустилась на соседнюю табуретку и всхлипнула. — Антоха погиб из-за вина, теперь ты начинаешь тоже…