– Не надо, я сам, – сказал он в пустоту и, пошатываясь, направился к калитке. Зоя машинально выпила воду из стакана, который держала в руке.
– Что это с ним, а? – опасливо спросила Ольга Афанасьевна.
– Не знаю. Но сдается мне, мать, что это не к добру.
А через час опять зазвонил телефон. И это опять был Жора.
– У меня были гости, – торопливо начала оправдываться Зоя, – так что ты не обижайся. Меня о тебе расспрашивали.
– Зоя, я хотел к тебе сегодня приехать, но не смогу, – взволнованно сказал Жора. – Мне срочно надо в Москву.
– Ах, в Москву-у-у... – в ее голосе был явный намек, но он словно не слышал.
– Дело срочное.
– Я понимаю. Это ж такое дело!
– Увидимся через пару дней, – торопливо сказал Жора.
– Что ж так скоро? Ты не торопись. Надо же как следует подготовиться.
Она имела в виду свадьбу.
– Да, я хотел поговорить с тобой насчет своей женитьбы. Но это не по телефону.
– Я понимаю.
– Ты умница, – обрадовался Жора. – Целую тебя! Пока!
– Что дарить-то будем? – деловито спросила мать, когда она дала отбой.
– Как что? Картину! Что я еще могу им подарить? – вздохнула Зоя.
– Ты уж постарайся, дочка, – взмолилась Ольга Афанасьевна. – Хорошие ведь люди. Грех обидеть.
«Почему я вдруг заговорил о женитьбе? – гадал Громов, покидая дачный поселок, где жила Зоя Каретникова. – Сказал ей, что Голицын сделал предложение Семеновой? Что у них скоро свадьба? Мне хотелось сделать Каретниковой как можно больнее. Дожать ее. Я же видел, что она неравнодушна к Голицыну. Он их точно чем-то опаивает, женщин. Или втирает им в кожу какое-то зелье. Каретникова в него влюблена, и я решил вызвать у нее ревность. До сих пор это работало безотказно. А она прореагировала неожиданно. Если бы я сказал, что Голицын с Семеновой друг друга ненавидят, я угадал бы вернее».
Но он не угадал. В последнее время он вообще не угадывал. Удача от него отвернулась. Но он был упрям. Он прекрасно знал, что природа не наделила его выдающимися способностями, но зато отметила терпением и усидчивостью. Еще есть шанс выполнить порученное задание.
И он опять мчался на вокзал. На этот раз ему срочно надо было вернуться в Москву. Валерий чувствовал, что его силы на исходе, а сам он на пределе. Он смертельно устал, но тем не менее не мог уснуть. Так бывает от чрезмерного нервного напряжения. Когда все мысли только об одном: надо сделать дело. А не выходит. Надо, а не выходит. Не выходит, а надо. И так по кругу. Поэтому он последние два дня не жил, а метался.
Сейчас он метнулся в Москву, как будто это могло немедленно исправить положение. Он спешил на поезд, потому что не в состоянии был проходить утомительную процедуру регистрации на рейс, таможенный досмотр, часовое ожидание в зоне вылета, потом ожидание посадки, когда за окном, как на ладони, самолет, готовый подняться в воздух. А автобус все не подают. А самолет готов. А автобус все не...
Нет, невыносимо!
Он решил ехать «Сапсаном». Самый быстрый поезд, к тому же приходит в центр, на Ленинградский вокзал. Там ему немедленно подадут машину. Водитель включит мигалку, и мимо пробок, мимо всех страждущих и томящихся, слушающих попсу или «Радио Классик», жующих и пьющих, матерящихся и тоскливо молчащих, он помчится к своей цели. Он еще в состоянии все исправить.
«Я не могу вернуть тот самолет...» – застонал от бессилия Валя. Вот если бы вчера... Вчера это еще было возможно, а сегодня уже нет.
– Что с вами, Валерий Сергеевич? – испугался водитель.
– Нет, ничего. Прибавь газу. Мне срочно надо в Москву.
Он еще не знал, что в Москве его ждет очередной неприятный сюрприз. Блюдо подали горячим, в папочке, как на тарелочке, с соблюдением всех должностных инструкций, как он любил. Ах, если бы Громов об этом знал, он бы, конечно, в Москву не торопился.
– Что это? – Валя с опаской посмотрел на папочку.
– Есть новости по делу об убийстве Северного.
– Докладывайте, – кисло сказал Громов. – Начните сразу с главного.
– В общем, все хорошо.
– Что, Семенова пришла сдаваться?
– Нет. Не Семенова.
– Неужто братец ее?
– Нет, Валерий Сергеевич, не брат. Пока еще никто не пришел сдаваться. Но явка с повинной, похоже, наклевывается.
– Что вы мне мозги парите! – взорвался он. – Докладывайте по порядку!
Доклад его не обрадовал.
– Ну а доказательства есть? – напряженно спросил Громов.
– Да, все подтвердилось. Прямо картина «Иван Грозный убивает своего сына», Валерий Сергеевич! В деталях!
– Что это тебя на живопись потянуло? – скривившись, спросил Валерий. Его в последнее время от живописи тошнило.
– От вас заразился, Валерий Сергеевич! Музеями, понимаете, навеяло. Тщательная проверка в родном городе Ильи Северного дала такой вот результат. Убийство можно считать раскрытым. Брать убийцу и...
– Погодите. Очень уж все просто.
– Ждем ваших распоряжений!
– Вот и ждите.
«Дело можно закрывать...» – думал он, оставшись один в кабинете. Голова невыносимо болела. Он мечтал о таблетке снотворного, а лучше о двух, последнее время сон к нему не шел, хотя домой он приходил совершенно без сил. Ему могло помочь только сильное лекарство. Но сначала надо сделать дело.