— Быть заклинанием для человека — не значит оказаться сгустком энергетических плетений, — раненой змеей зашипел Диллиан. — Это всего лишь значит, что этот злосчастный переводчик теперь такая же часть тебя, как и твоя душа. И неважно, веришь ты в ее существование или нет! — не дожидаясь возражений, рявкнул он.
— Хорошо, допустим. — Удивительно, как быстро пара дней чистого бреда учит соглашаться с любым идиотизмом! — И что же тебя так разозлило в этом?
Не успела я закончить свой вопрос, как мы с лекарем грустно проследили полет еще одного светильника. Я завороженно смотрела на плавное падение золотисто-коричневых подгнивших листьев; тилр, ничего не сказав, бросился к стволу дерева, в котором образовалась небольшая, но все же хорошо заметная вмятина.
А Диллиан вдруг затих, устало опустив руки, странно успокоенный устроенным вандализмом.
— Ни заклинания, ни чистая энергия не могут быть филактерией, — неожиданно ровным голосом проговорил Владыка. — И то, и другое задерживает душу лишь до тех пор, пока не пострадает оболочка самого лича… либо до тех пор, пока траш не родит новое заклинание.
— Понятно лишь отчасти, — осторожно призналась я. Если о филактериях и личах я еще имела некоторое представление, то слово «траш» я вообще слышала впервые. Но сообщить об этом Диллиану я не успела.
— Траш — это такие создания, как ты, — мирно проинформировал он, не поднимая головы. — С двумя душами, одна из которых связана с заклинанием. И если обычные маги способны создавать лишь вариации уже существующих энергетических плетений, то траш способны порождать нечто принципиально новое, в корне отличающееся ото всего, что было прежде.
— Эм… порождать? — пуще прежнего напряглась я.
— Именно так, — кивнул Диллиан. — Траш рожают заклинания, как обычные женщины — детей… причем если женщина дарит ребенку свою любовь — то траш отдает заклинанию свою душу. Вторую душу.
Я закрыла глаза, ссутулившись и опершись на расставленные ладони.
Мама, кажется, я — двудушная тварь с потенциальной способностью рожать заклинания вместо нормальных детей. Помню, ты всегда говорила, что увлечения другими мирами до добра не доводят, хоть и не могла толком сказать, почему…
Причин не верить Диллиану просто нет.
И отчего же мне кажется, что даже если я смогу вернуться в родной мир, то места мне там уже не будет?
— Слушай… — заговорил первым Владыка — и тотчас же запнулся. — А я до сих пор не знаю, как тебя зовут, — с глуповатой усмешкой признался он.
— Эльмира, — с точностью скопировав его усмешку, представилась я — мне и в голову не приходило, что за все время, проведенное вместе, я так и не назвала ему своего имени.
— Эльмира, — повторил Его Величество, по звукам перекатывая незнакомое имя на языке. — Когда ты пыталась прочесть надписи на порталах, буквы двигались? — в вопросе чудилась слабая надежда — словно Диллиан до сих пор пытался верить, что никакая я не траш, а поведение букв являлось решающим критерием.
— Двигались, — кивнула я, припомнив нечитаемые надписи на огромных каменных распальцовках, оставшихся парой десятков метров выше. — Извивались, как змейки.
Свергнутый Владыка Хеллы опустил светло-светло-серые, почти белые глаза, бессмысленно глядя в пол, где неподвижным ковром лежали опавшие листья и засохшие тоненькие веточки. Соломинка, за которую он хватался, сломалась — коварный омут разверз темные глубины.
Я наконец пересилила себя и поднялась на ноги. Ступни наконец успокоились, но взамен незамедлительно затрещала голова.
— Так что вы с Эсеро хотели проверить насчет Эртрисс? — спросила я, подойдя поближе к растерявшемуся Владыке.
Он не поднимал головы, не отводил взгляда от пола; губы его не шевелились — но, тем не менее, в моей голове отчетливо зазвучал его голос:
— Слышишь меня?
— Это и есть действие сенсоров? — поморщившись, поинтересовалась я, массируя виски — в тот момент, когда Его Величество передавал свои мысли, их ощутимо закололо изнутри.
— Оно и есть, — отозвался Диллиан. — К боли быстро привыкаешь.
— Так что проверить-то? — повторила я свой вопрос.
— Я уже проверил, — сказал он, наконец подняв голову. — Я спрашивал Эри. А услышала ты. Поэтому я и не мог до нее достучаться — у тех, кому сенсоры вживляли в детстве, они превращаются в неотъемлемую часть самой сущности человека, как и его душа. Правда, никто и думать не мог, что с передачей души смещаются и координаты сенсоров…
Он помолчал, носком сапога вороша листья.
— Никудышный я защитник, наверное. Моя любимая в опасности — и без подстраховки, на которую рассчитывала, не знает, что меня свергли и она летит прямиком в гадюшник зазря, потому что без моего подтверждения договор не будет иметь силы… и я никак не могу с ней связаться.
— Эртрисс — умная девочка, не пропадет, — сказала я — скорее из желания успокоить, нежели из-за того, что действительно так считала.
Совершенно не умею приводить людей в чувство.
— Эльмира… — медленно проговорил Владыка Хеллы. — Если я узнаю, что ты вынашиваешь заклинание — я тебя убью.