Обманная весна (СИ)

Под фонарем обнаружилась худенькая девочка-подросток. Бледная, изящная, с остреньким лисьим личиком нимфетки, с темно-красными кудряшками вокруг молочно-белого личика, с огромными вишневыми глазищами, с трогательно тоненькими ручками и ножками — такие не должны вызывать ничего, кроме умиления… Очевидно, для усиления собственной трогательности, она носила наивный комбинезончик в розовых сердечках и игрушечные сапожки с розовым пушком вокруг лодыжек. Девочка изучала афишу рок-концерта на столбе. Сцена выглядела безопасной и милой, но от девочки волнами исходил цепенящий ужас и тонкий запах цветов, убитых морозом.

— Даже жалко, — шепнул Грин, стоя в тени подворотни. — Как ребеночек… старая сука.

Иван изо всех сил вжался в стену.

— Откуда ты… — Иван прервал новый приступ ужаса.

— Смотри.

Грин вскинул пистолет.

Девочка вдруг резко обернулась и издала змеиный шип, обнажив маленькие клыки. Грин выстрелил — и Иван совершенно четко увидел, как пуля выбила фонтанчик штукатурки из стены: девочка-вампир растворилась в густых тенях, как в темной воде.

— Ах ты… — Грин резко обернулся.

Иван опоздал ровно на секунду — маленькая, очень холодная, совершенно железная рука обхватила его запястье и дернула. Он еле удержался на ногах, но оказался лицом к лицу с диким кошмаром — с девичьими глазами, светящимися спокойной жестокостью. Все тело Ивана будто обмякло. Он забыл о посеребренном ноже, забыл о цели, забыл обо всем. Сопротивляться не было сил, мир помутнел, клыки, кажется, лязгнули у самого носа, хлопнул выстрел или не выстрел, ветер рванул ледяным холодом, кольцо стальных пальцев разжалось, все вдруг спалось, оставив только озноб и тошноту.

Иван осознал себя сидящим на холодном асфальте у страшной желтой стены. Рядом стоял Грин и курил.

— Насиделся? — спросил он сдержанно-иронически. — Здорово. Если ты уже отдохнул, тогда пойдем ее поищем. Упустили.

— Да? — Иван вдруг ощутил приступ сумасшедшего восторга оттого, что вампира уже нет поблизости. — А ты стрелял, да?

— Стрелял, — Грин швырнул окурок. — Ее даже царапнуло. Я только не понимаю, что ты ведешь-то себя, как баран на бойне? Они же чуют страх, блин. Она тебя учуяла, а ты, вместо того, чтобы действовать, расселся тут и загораешь…

— Я не знаю… — Ивану было бы смертельно стыдно, если бы стыд не вытесняла радость избавления. — В прошлый раз они, вроде бы…

— Я же тебе говорил: в прошлый раз они были — молодняк. А эта — старая, лет двести пятьдесят, а то и все триста. Не куснула — скажи спасибо.

Восторг поугас. Иван встал и принялся отряхивать брюки. Грин молча разглядывал его и курил.

— Слушай, — сказал Грин наконец, — ты можешь уйти, если хочешь. Я тебя принуждать и не подумаю. Если не выдерживаешь, давай, брось это дело.

У Ивана на глаза навернулись слезы.

— Я не такой несуразный, как ты думаешь, — сказал он с горчайшей обидой, не на Грина, а на собственную постыдную слабость. — Никуда я не уйду. И тебя не брошу.

— Ты же боишься.

— Ну и что?! — выкрикнул Иван в тоске. — Я и в горах так же боялся — справился же!

И соврал.

Страх в горах и в сравнение не шел с ледяным парализующим ужасом перед разверзнувшейся бездной преисподней. Иван с невероятным наслаждением бросил бы все это — если бы Грин сказал: «Больше не будем, мне надоело». В последнее время Иван изо всех сил заставлял себя веровать истово — но, несмотря на веру и желание бороться со злом в меру своих сил, все равно думал: «Сдались ему эти вампиры…»

— Я попробую ее поискать, — сказал Грин. — Мы в их пространстве, может, получится. А ты можешь идти домой, если хочешь, правда. Метро еще работает.

— Я с тобой, — сказал Иван упрямо, хотя внутренний голос твердил: «Идиот, идиот, беги!» — Я тебя прикрою.

— Хорошо, — сказал Грин. — Пойдем пешком.

Иван взял рюкзак. Факт наличия в рюкзаке могильного заступа его успокаивал больше, чем нож в кармане: Иван точно знал, что вампира можно убить заступом, но сомневался насчет лезвия, покрытого тонюсеньким серебряным напылением. Грин сунул пистолет под куртку за ремень и направился к подворотне.

Ивану волей-неволей пришлось идти следом. Изнанка старого города — дворы-колодцы без единой искорки света, тупики, воняющие мочой, пронизывающий холодный ветер, гуляющий по подворотням, гудящий в проводах, грязная наледь на асфальте — все это было нестерпимо. Одинокий тополь посреди загаженного двора скорчился, как обгорелый труп. Зеленая звезда цинично подмигнула в квадрате неба, в бурых клочьях несущихся туч. Молчанье и тьма высасывали из души последние остатки уверенности в себе.

Иван вытащил заступ из рюкзака и сжал в руке гладкую рукоять, которая казалась теплой на контрасте с жутким холодом ночи. Это простое действие успокоило его, как успокаивало, бывало, наличие полного боекомплекта. Иван сосредоточился изо всех душевных сил, желая действительно ощутить присутствие затаившейся твари из ада.