Обманутая

– Я представляю тебя в клетчатой попоне! Но, чтобы ты ни говорил, они заплатили всем пострадавшим компенсацию, даже не доходя до суда.

– Да, но они могли это сделать, чтобы не привлекать к себе внимания.

– Чтобы умиротворить человека из газеты, стоящего за спинами пострадавших, – ответила Бет. – А тебе не кажется, что они могли это сделать по моральным соображениям, Фрейзер?

– Какую сторону ты защищаешь? – улыбнулся он.

– Никакую. Я вела больных и давала медицинское заключение, исходя из заболевания. И я не понимаю, что там может быть еще, кроме обычных болезней.

Фрейзер посмотрел на нее. Она была хорошим доктором с прекрасным положением и практичной женщиной. Все, что она говорила, было разумно. Может быть, он воспринимает все очень эмоционально? Может, видит то, чего нет на самом деле?

– Ладно, Бет. Возможно, мне все это кажется. Как бы там ни было, но мой рабочий день закончился. Могу я тебя пригласить что-нибудь выпить?

Она посмотрела на него, а потом покачала головой. Она получила то, зачем пришла, не имеет смысла зря тратить вечер. Извинившись, она отказалась, сказав, что рано встала утром и пришла только для того, чтобы уладить недоразумение между ними. Фрейзер поднялся:

– Спасибо, Бет. Я очень ценю… и извини меня. Бет надела пальто, подошла к нему и поцеловала в щеку.

– Все хорошо.

Он положил руку ей на затылок, привлек к себе, а потом наклонился и жадно поцеловал.

– Бет?

Она открыла глаза.

– Все будет иначе…

Она закрыла ему рот рукой и отодвинулась от него.

– Да, – сказала она спокойно. – Я уверена, что будет. – Улыбнувшись ему, она вышла из офиса.

Дерек должен быть доволен – она сейчас позвонит ему.

Глава 29

Ливви стояла рядом с домом двадцать два по Холбурн-роуд, отвернувшись от окна, в которое миссис Роу наблюдала за ней. Старушка постучала в стекло, а когда Ливви посмотрела на нее, радостно помахала. Митч опаздывал уже на десять минут, и все это время хозяйка Ливви стучала в стекло и махала рукой. Она явно относилась к Ливви как к своей любимице Тилли. Ливви отвернулась от окна и стала смотреть на улицу, засунув руки поглубже в карманы и желая, чтобы Митч скорее появился.

Стояли последние мартовские дни. Солнце сияло по-летнему ярко, но было холодно. Она была одета в новое пальто в клетку, которое купила для шотландской погоды, с огромным воротником и карманами, из которых не вынимала рук. Шерстяной берет закрывал ей уши. На ней было теплое белье, легинсы, охотничьи ботинки и серые теплые вязаные носки.

Переступая с ноги на ногу, она наконец увидела черный джип Митча с открытым верхом, из которого орало радио, и с облегчением вздохнула. Повернувшись к окну, она последний раз помахала хозяйке и пошла навстречу машине, резко затормозившей.

– Доброе утро, миледи Оливия! Не было никакой необходимости так экипироваться! У нас прогулка на вертолете, а не путешествие пешком в горы! – воскликнул Митч, выскакивая из джипа.

– Но мне холодно. И потом мы собирались прогуляться, когда прилетим. А на диких землях Абердина будет морозно!

Митч рассмеялся.

– Ах ты, нежная южанка! – Открыв дверь, он помог ей сесть в машину, закинул на заднее сиденье ее сумку. – Подожди минутку.

Подбежав к дому, где миссис Роу все еще стояла у окна, он постучал в стекло, и старушка, с большим трудом подняв шпингалет, распахнула окно.

– О-о, Митч! Как ты поживаешь?

– Прекрасно, прекрасно. Очень рад был увидеться с вами, миссис Роу! – Он перегнулся через подоконник и поцеловал старушку в морщинистую щеку. Потом галантно поклонился ей и удалился, легко перепрыгнув через дроковый кустарник, росший в саду. Потом с уже более серьезным видом сел в машину. Когда он поехал в сторону Абердинского аэропорта, Ливви буквально стонала от смеха.

Митч несколько дней планировал эту прогулку на вертолете: он считал, что это единственная вещь, которая может покорить ее. После неудачи несколько дней назад, когда он почти уложил ее в постель, но в последнюю минуту все рухнуло, он был в постоянном сексуальном напряжении. И все время отчаянно мечтал закончить то, что они начали. Не потому, что Ливви стала для него единственной женщиной, нет – Митч не верил в любовь. Он любил только свою маму и свою камеру. Это желание было другого рода – его можно было сравнить с пудингом, покрытым клубничным кремом, который он собирался съесть, но последний кусок предложили другому. А он хотел пудинга сейчас и больше ни о чем не мог думать.