Обманутые иллюзии

– Скажи мне еще раз, – ее распахнутые глаза светились. – Скажи теперь, когда ты так сильно хочешь меня что чуть не разрываешься на части. Скажи сейчас.

– Я люблю тебя, – он сжал ее бедра ослабевшими руками, и Роксана раздвинула бедра.

– Волшебные слова, – прошептала она, подаваясь вверх, чтобы принять его в свое тело.

Когда он заполнил ее, когда ее пульсировавшие мышцы сжались вокруг члена, она запрокинула голову назад, ошеломленная безграничным чувством наслаждения. На целую дюжину ударов сердца она крепко удерживала его внутри себя, тело ее выгнулось назад и замерло, как статуя.

Он никогда не забудет, как она выглядела в тот момент: светловолосая, блестящая от пота кожа, пухлые приоткрытые губы, глаза закрыты, волосы, как огонь, струились по спине.

Потом ее тело дрогнуло, надломилось от быстрого и мощного оргазма. Ее глаза сверкали глубже и прекраснее любых изумрудов, которыми он только мог обладать.

Она потянулась за его руками, сжала их и устремилась в безумную скачку.

Наконец уже не осталось ничего, что можно было дать или взять, и ее тело стекло, как вода, вниз, к его телу. Дождь перестал. Комната наполнилась таинственным и мглистым солнечным светом. Он погладил рукой ее волосы.

– Переезжай ко мне, – сказал он. Она употребила все остатки своих сил на то, чтобы приподнять брови.

– Я уже собрала вещи.

Он усмехнулся и несильно ущипнул ее за ягодицу.

– Какая же ты самоуверенная.

– Именно, черт побери, – она громко чмокнула его. – У меня есть только один вопрос.

– Что за вопрос?

– Кто будет готовить?

– А-аа… – он провел пальцем вниз по ее ребрам, в поисках безопасного бегства. – У меня всегда все горит.

Но и Роксана не вчера родилась.

– У меня тоже.

Но есть же легкий выход, решил он.

– В Квартале полно ресторанов.

– Ага! – она ухмыльнулась. – Ну вот, как нам повезло.

И опять удобно устроилась на его руке. Они лежали рядом в слабом солнечном свете, и казалось, что самой большой проблемой, с которой им придется столкнуться, окажется только их молодой аппетит.

22

Это было так же легко, как вытащить из шляпы кролика. В конце концов, они много лет прожили под одной крышей. Они знали привычки, недостатки и причуды друг друга.

Она вставала на заре; он натягивал одеяло на голову. Он мог бесконечно долго стоять под душем, пока не заканчивалась горячая вода; она брала в ванну дешевые романы и лежала, погрузившись в сюжет и пену, пока вода не остывала.

Он работал с гирями в гостиной на полу; она предпочитала трижды в неделю ходить на тренировки.

Стерео ревело от рока, когда к нему подходил Люк. и стонало от блюзов, если до ручки настройки добиралась Роксана.

Но у них было и очень много общего. Никому из них даже в голову не пришло бы жаловаться на бесконечные репетиции, повторения снова, снова и снова одного и того же фокуса или трюка. Они оба обожали кухню «кейджин», фильмы сороковых годов, и долгие, бесцельные прогулки по Французскому Кварталу.

И они оба орали, если ссорились.

В течение нескольких следующих недель им пришлось немало поорать. В этом они преуспели. Трение было такой же важной частью их взаимоотношений, как и дыхание, и в душе они оба жалели бы, если бы оно вдруг исчезло.

Пока август выпаривал из Нового Орлеана летнюю влажность, приближая благословенное облегчение осени, они ссорились и мирились, ворчали и огрызались, периодически ввергая друг друга то в смех, то в слезы.

На день рождения он подарил ей волшебную палочку – длинный и тонкий кристалл аметиста, украшенный серебряным кружевом и кабошонами рубина, цитрина и темно-синего топаза. Она поставила его на стол перед окном, так, чтобы солнце каждый день играло в его гранях и наполняло комнату волшебством.

Они были безумно влюблены, и все у них было пополам. Все, кроме секрета, за который Люк каждый месяц платил банковским чеком на десять тысяч долларов.

Макс созвал общее собрание, но начинать не спешил. Прихлебывая горячий, пахнувший цикорием кофе Леклер-ка, он тянул время. Как хорошо было видеть всю семью опять собравшейся вокруг него. Он даже не представлял, каким ударом это будет, когда и Люк, и Роксана уйдут из его дома. Хоть они и жили всего в нескольких минутах ходьбы, но эта потеря потрясла его.

Он чувствовал, что потерял слишком многое за слишком короткий промежуток времени. Своих детей, которые больше уже не были детьми, и свои руки – с непослушными несгибающимися пальцами, которые теперь часто казались Максу чужими. Даже свои мысли, и это пугало его больше всего. Теперь они часто словно бы уплывали от него и зависали где-то там, вне пределов досягаемости, так что он останавливался и отчаянно пытался их поймать.

Он говорил себе, что это все потому, что у него в голове слишком много забот. Именно поэтому он свернул не в ту улицу по дороге на Французский Рынок и, в конце концов, совершенно потерялся в городе, где прожил большую часть Своей жизни. Именно поэтому он стал все забывать. Например, имя своего поверенного. Или в каком из шкафов у Леклерка уже много лет стоят кофейные чашки.