Обманутые сумасшествием

Совсем неподалеку, не сломленный мраком, победно горел еще один огонек — там работали Кьюнг и Оди. А чуть дальше (расстояние, наверное, с полмили) Айрант со своим другом Фабианом. Ночь, простирающаяся во все концы мироздания, накрывала их своим пленительным колпаком, правда, ветхим и во многих местах продырявленным мерцанием звезд. Все частенько тревожили эфир, подбадривая друг друга сомнительными остротами.

* * *

– Титановый идиот! Ты не можешь ровнее ложить труп?! — негодующе орал Айрант. — Ты же видишь, несчастный недавно помер и хочет, чтобы его похоронили как человека, а не зарывали как собаку!

– Извините, сэр. — Робот протянул в глубь могилы свои металлические пальцы-щупальца и исправил ошибку.

Впрочем, бортмех остывал так же мгновенно, как и воспламенялся. Уже спокойным, почти ласковым голосом он произнес:

– Рассуди сам, Фабиан… Ты ведь способен размышлять о своей загробной жизни?

– Поясните, сэр.

– Представь, что жизнь тебя окончательно доломала. Все! Хана! Все блоки вышли из строя, суставы заржавели… Где бы ты хотел после этого лежать: в беспорядочной вонючей куче металлолома или аккуратно, под прессом, расплющенным для переплавки цветных металлов? — Айрант на миг вообразил себе и ту, и другую картину, одинакова вызывающие улыбку, и добавил: — Есть разница?

Робот что-то долго анализировал на разных частотах всех своих встроенных процессоров, его брови самым неестественным образом уползли на лоб. Холодные алгоритмы никак не могли прийти в согласование с искусственной псевдофантазией. На какие-то мгновения даже показалось, что он «завис» подстать древним компьютерам.

– Сэр, все-таки не понимаю…

– А в твоем титановом черепе вообще способно возникнуть понимание чего-либо?.. Пойдем за следующим!

Контейнер, доверху набитый телами, беспорядочно и небрежно, словно неким рабочим материалом, начал понемногу пустеть. Но и этот незначительный факт вызывал чувство облегчения, так как определенная часть работы все-таки была позади. Все утешались единственной мыслью: как только последний труп обретет свой законный покой, как только будет установлен последний памятник, ни какая сила в мире не сможет долее удерживать их на этой планете. Старт произойдет незамедлительно.

Факт сей был известен и Фабиану, но тот не испытывал ни радости скорого возвращения, ни горечи нудной могильной работы. Он ходил в бессодержательной молчаливой тесноте, отмеряя ее механическими однообразными движениями, порой растворяясь в ночи, а затем, поблескивая обшивкой, возвращаясь в зону видимости. Для него то и другое было равнозначно. Как третье и четвертое. Как пятое и десятое… Может быть, кто-то назовет это счастьем, но бездушный механизм, пусть неимоверно сложный, пусть чародейством электроники максимально приближенный к человеку, все же оставался самим собой — механизмом, не ведающим ни страха, ни утомления, ни даже чувства пустоты и равнодушия. Если это и счастье, то тоже — чисто механическое…

Айрант глянул на часы условного времени.

– Еще целых полсмены… Шесть часов любоваться этими бесплатными ужасами!

Он понимал, что находится здесь практически один. Фабиана можно счесть за компаньона лишь с большой условностью, скорее — вспомогательный инструмент, ходящий на двух ногах и издающий звуки. Конечно, если быть безумным романтиком, можно принять за общество груду покойников, даже побеседовать с ними (некоторые астронавты, спасаясь от страха, так и делали!), но к числу безумных романтиков бортмех явно не относился.

Впрочем, со временем все острые чувства притуплялись. Темнота становилась явлением обыденным, а могилы и покойники — печальными атрибутами жизни, к которым тоже можно привыкнуть. Лучи прожекторов пробивали толщу ночного покрова и создавали искусственный микромир видимости — будто осколок еще тлеющей реальности, за пределами которой господствовала лишь сплошная черная мгла. Кислотная мгла, разъедающая все образы и очертания сущих в мире вещей. Сказать, что лучи прожекторов заменяли здесь солнечный свет, будет, хотя и нелепо, но в общем-то верно, — сойдет за ту же безумную романтику. А вот утверждение, что их спасительный свет не позволял окончательно подвинуться умом, — как нельзя метко и точно.

Никто из тех, кто не побывал на Флинтронне, не в состоянии себе даже вообразить, как действует на психику Тьма Абсолютного Нуля, усугубленная сознанием того, что под тобой армия смердящих трупов, приправленная страхом, что вот-вот выползут из ее закоулков легендарные мистерии-галлюцинации, чтобы этот самый страх не остался несбыточным чаянием.