Обманутый

Цепи заскрипели за его спиной и черный монолит моста медленно пополз вверх. Йерд не сразу понял, что это значит. Потом его губы искривила усмешка, словно он стал свидетелем чьей-то постыдной тайны. Но на самом деле он ощущал только растерянность и неясный страх. Тень Зелеша не могла снова привести в действие подъемный механизм и значит, в Доме Над Океаном остался еще кто-то...

Герцог поплотнее закутался в поющую шкуру и побрел к лагерю, разбитому на краю леса глонгов. Он надеялся на то, что его все еще ждут.

* * *

И его действительно ждали.

Герцог вернулся в колодец Тагрир и принял из рук Лаины недавно родившегося ребенка с розовой сморщенной кожей – существо, которое ему предстояло полюбить...

Опять потянулись мимо дни долгой холодной зимы, наполненные сумеречным светом колодцев, апатичными ласками, отупляющей скукой и ожиданием будущего, не сулившего ничего хорошего.

Все реже Йерд задумывался над тем, что означали странные события, произошедшие в Доме Над Океаном, – может быть, просто случайные совпадения в его и без того непонятной жизни.

26. ТРЕТИЙ ЗНАК

Все, во что Незавершенный был готов поверить до конца, рухнуло в одно мгновение, когда он неожиданно получил зловещее напоминание о прошлом. Это напоминание было достаточно страшным и оно изменило не только его существование, но и его лицо. Оно избавило Сенора еще от одной иллюзии и если не лишило его некоторых утех, то по крайней мере, сильно ограничило его стремление к ним. По поводу первого он испытывал порой мрачное удовлетворение, ибо злой божок в его черепе обрадованно зашевелился при виде того, как рухнула еще одна великолепная декорация, за которой скрывалась, может быть, вообще недостижимая истина. По поводу второго черная желчь переполняла все его существо; ему нужны были женщины, но он не мог внушить им ничего, кроме суеверного ужаса.

Однако все это было потом. А вначале он видел крушение своего мнимого герцогства, созданного теми, кто хотел, чтобы он навсегда остался Незавершенным. К их уничтожению он сам приложил руку.

* * *

Герцог занимался любовью с Лаиной, которая стала герцогиней тридцать восходов тому назад. Они находились в одном из наименее холодных уголков колодца Тагрир и все равно, здесь нельзя было спастись от вездесущих сквозняков и необходимости время от времени отогревать себя и свою возлюбленную, кутаясь в шкуры с длинным волнистым мехом.

Его придворные были тут же, – кое-кто с женщинами, а кое-кто и просто так. Герцог уже почти привык к этому. Иногда наблюдение за другими парами даже возбуждало его. В конце концов, все, что вначале казалось диким, было не более, чем традицией, и имело такое же право на существование, как и обычай предаваться любви вдвоем. Только одно настораживало герцога Йерда – по-прежнему ничто не напоминало ему о том времени, когда эти оргии были неотъемлемой частью его собственной жизни.

Но тело Лаины было податливым и упругим, оно влекло его так же сильно, как в самую первую ночь. Слуги, стоявшие у стен, держали в руках факелы, которые пылали, не согревая воздух колодца. Достаточно было и того, что они освещали пещеры неверным колеблющимся светом.

Вдруг, в самый разгар ласок, Лаина вскрикнула и отпрянула от Йерда.

– Что это? – испуганно спросила она.

Герцог дотронулся пальцами до щеки и нащупал маленькое пятнышко чего-то влажного и скользкого, похожего на слизь. Потом он ощутил неприятный запах, исходивший от пальцев, и впервые за долгое время холодок ужаса и кошмарных предчувствий коснулся его сердца.

Он подозвал к себе слугу и потребовал зеркало из полированной бронзы.

Насторожились шаманы, прятавшиеся в углах полутемного помещения и охранявшие Тагрир от вторжения сил зла. Перешептываясь, собрались у выхода жирные евнухи, похожие на стаю раскормленных падальщиков, приносящих беду. Напряжение наполнило каждое слово и каждый жест темным смыслом. Спустя недолгое время все, кроме герцога, были одеты и вооружены. Один из шаманов приблизился к Йерду; на его лице ясно читался ужас. «Здесь слишком боятся Гашагара», – презрительно отметил про себя Холодный Затылок и отвернулся.

Было слышно, как во внезапно наступившей тишине тихо и тонко плачет ребенок герцога. Йерд посмотрел в сторону колыбели, находившейся в десяти шагах от него. Никто из кормилиц и слуг не сделал ни шагу. Тихий плач ребенка повис в воздухе вибрирующей нитью, готовой вот-вот оборваться. Сенор почувствовал, что его нервы натянуты до предела.

Он повернулся к Лаине, забившейся в шкуры. Ее лицо вдруг показалось ему совершенно незнакомым. Он не мог понять, что за выражение было на этом лице, словно герцогиня, утратив путеводную нить, растерялась и не знала, какую роль ей теперь играть, попеременно надевая то маску неестественного отчаяния, то испуга, то холодного безразличия, то приторного участия...

Герцог вспомнил случай, произошедший однажды ночью. Рука Лаины случайно коснулась открытого огня, но она даже не заметила этого. Ожог прошел удивительно быстро. Тогда в голове Йерда зародились первые смутные подозрения.