Сначала хотел пожелать ему целый век, но, судя по звуку, он кинул всего полмедяка, — вполголоса проворчал Цепп, когда мужчина удалился на достаточное расстояние. — Ладно, вернемся к нашим покойникам. Раньше мне доводилось слышать о дерзких планах Локки Ламоры, но насчет блестящего — это что-то новенькое.
— На сей раз все обстоит именно так. Честное слово! Но сначала мне нужны имена.
— Ну коли так, я достану тебе их сегодня же ночью, — старик откинулся назад и с наслаждением потянулся. В спине у него что-то хрустнуло, и Цепп довольно крякнул.
— И еще мне понадобится немного денег.
— Никаких проблем. Отметь в гроссбухе и бери, сколько требуется. Но смотри, будь осторожен…
— Помню-помню, — перебил Локки. — Свинцовая болванка, крик в ночи и смерть.
— Примерно так. Ты, конечно, не потянешь на полноценный труп, но, полагаю, даже из тебя Джиссалина сможет извлечь что-нибудь полезное.
В Каморре традиционно вешали по Дням Раскаяния. Еженедельно перед Дворцом Терпения собиралась угрюмая толпа заключенных в сопровождении стражи и священников. Они мрачно дожидались полудня: в это время начиналась экзекуция.
Рано поутру, когда судейские чиновники только приходили на работу — распахивали деревянные ставни, усаживались на привычные места и ворчали на первых посетителей: «Валили бы вы все к черту… именем герцога», — в этот самый час перед Дворцом Терпения появились трое служителей Переландро с узкой деревянной тележкой. Один из них, совсем мальчик на вид, бесстрашно направился к конторке, за которой сидела незанятая женщина-чиновница. Его худенькая физиономия едва возвышалась над краем конторки.
— Интересно, — удивилась чиновница, женщина средних лет, весьма смахивающая по очертаниям на мешок картошки, но еще менее теплая и сочувственная. — Тебе чего-то надо?
Локки кивнул.
— Сегодня в полдень должны повесить одного человека.
— Да что ты говоришь? — усмехнулась тетка. — А я и не подозревала…
— Его имя Антрим… Антрим Однорукий, так его называют. У него…
— …одна рука? И что из того? Ну да, сегодня его вздернут. За поджог, воровство и какие-то делишки с рабами. Милейший человек.
— Я собирался сказать, что у него есть жена, — продолжал Локки. — И она хотела попросить… по поводу Антрима.
— Послушай, малыш, время всех просьб и ходатайств миновало. Сарис, Фестал и Татрис утвердили смертный приговор. Теперь Антрим Однорукий принадлежит не жене, не тебе или мне, даже не герцогу. Он во власти Моргайте… пока, но совсем скоро перейдет к Азе Гуилле. И ни один жрец вашего Бога-Попрошайки не в силах помочь ему. Особенно такой, как ты.
— Я знаю это и не собираюсь просить о помиловании, — спокойно ответил мальчик. — На самом деле его жена не против, чтобы его повесили. Ее волнует тело.
— Вот как? — в глазах женщины впервые промелькнуло искреннее любопытство. — Действительно интересно. И зачем оно ей нужно?
— Его жена понимает, что он заслужил казнь… но она желает ему лучшего посмертия, чтобы Госпожа Долгого Молчания хорошо приняла его. И она заплатила за то, чтобы мы забрали тело в наш храм. Там мы будем три дня и три ночи жечь свечи и молиться о заступничестве перед Переландро, а после этого захороним его.
— Обычно мы где-то через час просто обрезаем веревки и оттаскиваем тела в ямы на Мелочевке. Честно говоря, наши клиенты не заслуживают и того, но порядок есть порядок. Как правило, мы не выдаем тела кому попало.
— Понятно. Но видите ли, мой хозяин слепой и не может покинуть храм. Иначе он сам пришел бы и объяснил вам все. А так это приходится делать нам… Так вот, он просил передать, что понимает, какие проблемы мы вам создаем, — с этими словами маленькая рука Локки легла на дерево конторки. Когда она исчезла, там остался лежать небольшой кожаный кошелек.
— Что ж, это меняет дело. Мы все наслышаны о святости отца Цеппа, — чиновница сгребла кошелек с прилавка и встряхнула его. Прислушалась к жиденькому звону и вздохнула: — Все это, конечно, непросто…
— Мой господин будет признателен за любую помощь, какую вы сможете оказать, — еще один кошелек появился на прилавке, и женщина наконец улыбнулась.
— …Но, в принципе, возможно. Однако я не могу обещать наверняка.
Локки достал третий кошелек, и это решило дело.
— Отлично, малыш, — кивнула чиновница. — Я поговорю с Мастером Веревок.
— Мы даже привезли свою тележку, чтобы не создавать вам лишних проблем, — прибавил Локки.
— Никаких проблем, — на какое-то мгновение смягчилась женщина. — И не сердись. Я не хотела обидеть вас, когда говорила насчет попрошаек.
— Я и не сержусь, мадам. В конце концов, вы правы, — мальчик одарил ее своей самой обворожительной улыбкой. — Я же действительно
— Именно так все и было, — согласилась чиновница, подмигнув Локки.
— Двадцать лет благополучия вам и вашим детям, — пожелал Локки и, низко склонившись, скрылся из ее поля зрения. — Благослови вас Господин всех сирых и беспризорных!