Ада молча откопала в недрах вновь обретенной сумки мобильник, потыкала в кнопки и протянула телефончик Ромашову. Тот вопросительно взглянул на Аду. «Дмитрий Борисович, главный врач», — просипела она довольно гнусаво. Антон кивнул и заговорил в трубку, внезапно разразившуюся потоком квакающих звуков.
— Здравствуйте, Дмитрий Борисович, — перебил он разоравшийся мобильник. — Меня зовут Антон Михайлович. Хочу вам сообщить, что сотрудница ваша, Ариадна Александровна, приехать на операцию не сможет, поскольку попала в небольшую автомобильную аварию и сейчас несколько неадекватна, — тут Ромашов не удержался, хмыкнул. Потом он послушал немного телефон и, как ни в чем не бывало, продолжил, — Да нет, никто не пострадал, всё более или менее в порядке… Нет, просто перенервничала, сидит вот, трясется и рыдает…Да кто-кто, она и рыдает, — на этом месте трубка опять расквакалась, а Антон Михайлович стал ее внимательно слушать, при этом удивленно поглядывая на Аду. — Я? — продолжил он, почему-то развеселившись. — А я — ее товарищ по аварии… Нет, не волнуйтесь, ничего с вашей драгоценной сотрудницей не случилось, да и не случится. Сейчас водки выпьет и успокоится…Да ладно, уж придется…В общем, на работе девушку сегодня не ждите, ей в себя придти надо…Нет, пока поговорить не может, ревет, я же вам сказал…Ну всё, всего доброго, не волнуйтесь, всё будет в порядке, — Антон решительно захлопнул крышку телефона и сунул его в Адину сумку.
— Ну, что? А теперь можно и в школу не ходить? — неожиданно весело поинтересовался он, протянул ручищу и постучал кулаком в стенку. Дверь кабинета тотчас отворилась, и вошел дородный важный официант. На столе очень быстро начали появляться соблазнительные тарелочки, вазочки и салатники с закусками. Густое ароматное лобио соседствовало с рулетиками из баклажанов с орехами, маленькие помидорчики и крохотные огурчики были крепенькими и пахли так, как будто их только что сорвали с грядки, зелени — целая гора, завитки сливочного масла — во льду, пухлый лаваш — горяч и душист. Венчал это гастрономическое великолепие запотевший графин водки. Официант молча и аккуратно разлил прозрачную жидкость в пузатенькие рюмки на смешных ножках, украшенных стеклянными шариками, пробормотал что-то, похожее на пожелание приятного аппетита, и исчез.
Ада заворожено смотрела на еду. Почему-то появилось такое ощущение, будто ей пришлось голодать по крайней мере неделю; впрочем, было неясно, сумеет ли она проглотить хоть один кусок.
Но есть хотелось ужасно.
Антон Михайлович Ромашов не успокоился, пока Ада не выпила три рюмки водки — сам он лишь едва пригубил — и принялся за еду. Ел он быстро и много — было видно, что сильно голоден.
Русское народное лекарство сделало свое дело. Ада согрелась и перестала трястись, ее щеки порозовели. Она принялась жевать крепко наперченную бастурму, заедая мясо лавашем и зеленью, ломать хлеб, прихлебывать воду из высокого стакана.
Принесли горячее — здоровенную тарелку с Вавилонской башней из дымящейся баранины водрузили посередине стола. Ада немедленно ухватила большущий ломоть, полила его вкусным белым соусом из мисочки и чуть не заурчала от удовольствия.
Это была не просто еда, это был символ… чего?!
Никогда в жизни не приходилось Аде так бездумно подчиняться людям и обстоятельствам. Никто и никогда не брал на себя труд решать за нее, что делать, когда делать, каким образом делать и когда остановиться. Да и зачем? Всё равно она привыкла идти своей дорогой, работать, как лошадь, везти свой хорошо нагруженный воз, не прося помощи, не подпуская близко к себе, безукоризненно «держа» спину и лицо.
Каким-то непостижимым образом едва знакомый мужчина, сидящий напротив и с явным одобрением наблюдающий, как она с аппетитом уминает мясо, легко миновал все ее заграждения и укрепрайоны, прошел мимо сторожевых башен и даже не заметил их. Он что-то делал для Ады — зачем? зачем? А всё равно! Он не обращал внимания на ее бормотание — просто отмахивался от него. Он сам откуда-то знал, что ей нужно. Это было непривычно, возмутительно и бесцеремонно.
Это безумно нравилось ей.
Она совсем не удивилась, когда Антон Михайлович Ромашов предложил свозить ее на своей машине на дачу к отцу — а продукты-то отвезти!
На Адиной же машине уехал водитель Алексей, на сервис, чинить фару и бампер — и этому Ада тоже не удивилась.
Огромный темно-серый «Майбах», похожий на доисторического мастодонта, лениво и самоуверенно покачиваясь бронированной тушей, втянулся на вымощенную разноцветным камнем площадку у входа в медицинский центр «Глаз-Алмаз» и безмолвно замер перед крылечком, украшенным затейливыми чугунными завитушками. Глухие тонированные окна чудища надменно сверкали отполированными стеклами.