Обмен заложниками

Дебелая санитарка с застывшим лицом шла по центральному коридору. Держала в руках толстый сверток, перевязанный голубой ленточкой. Мой ребенок не успел родиться, но она этого не знала, и торжественно протягивала мне укутанное тельце. По плечам и макушке санитарки сосредоточенно ползали крупные песчаного цвета кузнечики.

— Поздравляю, папаша!

Да уж. Я разглядывал крошечное человеческое лицо. Зная, что его уже нельзя считать человеческим. Чувствуя присутствие силы, перед которой любой звероносец казался безвольной пылью.

Одурманенная санитарка медленно села рядом с Либель. Несколько стрекоз закружились над ними. Саранча ускакала к Кузнецу.

— Ты готов? — спросил Повар.

Я положил ребенка на пеленальный столик и развернул. Малыш улыбался, или мне только показалось? Нужно было произнести всего два слова, но мне не хватало воздуха.

— Здравствуй, Тролль, — из-за моей спины сказал Повар.

Сначала ничего не произошло, и на какую-то секунду я успел поверить, что ошибся.

Новорожденный не может сознательно управлять зверем. Или камнем. Здание дрогнуло. Треснула в полу бетонная стяжка. С потолка посыпалась штукатурка. На лужайке перед роддомом из земли полезли камни. И вдруг все стихло.

На белом одеяльце в окружении вышивок и рюшечек лежало несколько горстей крупной гальки, каменных обломков и песка. По одному, молча, звероносцы подходили к столу и разбирали по чуть-чуть. Кусочки, на которые распался мой сын, будут закопаны в землю, утоплены в колодцах, растолчены в пыль и никогда не соберутся вместе.

Стрекозы, пауки, саранча, рыбы прятались в головы своих владельцев. Звероносцы уходили по одному, не прощаясь, подавленные и молчаливые.

— Вот! — неизвестно откуда возник Маугли, и сунул мне в руки большую пластмассовую куклу. — Вы просили, дядя Горгон.

Я положил куклу на одеяло, она что-то вякнула. Я закутал ее и обвязал голубой ленточкой.

Пока роддом очнется от морока, пока Она соберет вещи, выйдет из палаты, попрощается с медсестрами, добежит до лестницы, я успею написать еще несколько строк.

Шаава и Шейех величаво покачиваются в боевой стойке. Им предстоит сделать самое важное в их непонятной жизни. Сделать для моего любимого человека.

Она вот-вот выйдет на лестницу. Я буду стоять внизу, у самых ступеней, держа в руках нашего ребенка. Она пойдет, а потом побежит вниз, сияющая, гордая, любящая. Я не смогу объяснить ей ничего.

Поэтому Шаава бросится на ее прошлое всей своей мощью. Такое можно осуществить лишь однажды, и это тот случай. Змея вонзится в Ее воспоминания так, что от прошлого останется только несколько ступенек. Шейех сделает так, что Она не добежит до конца лестницы.

А потом Шаава и Шейех вопьются друг другу в хвосты — пепельное прошлое и радужное будущее. Моя любимая, как мошка в янтаре, навсегда останется бегущей вниз по бесконечной лестнице в предвкушении счастья. Я не могу изменить движение мира — но вырву из него крошечный кусочек.

Шаава и Шейех уже не смогут оторваться от поглощения друг друга. Меня закружит в огненном водовороте, моя память, разбухшая, гноящаяся, взопревшая за двести бессмысленных лет, наконец хотя бы ненадолго распадется на части.

Змеи получат долгожданную возможность сменить кожу. Последним, что я увижу, будут светящиеся брызги, когда золотые чешуйки Шейеха разлетятся по небосклону, занимая место потерянных звезд. И я, наконец-то, отдохну.

Но прежде, чем это произойдет, я должен доверить тебе одно важное дело. Что ты крутишься, я тебе, тебе говорю. Тебе казалось, что я пишу это всё просто так? Спасибо, я знаю куда более интересные способы убить время! Простое письмо или дневник тебе бы читать не захотелось — а теперь я уверен, что ты дойдешь до конца.

Глядя глазами Шейеха в твое будущее, я еще раз убеждаюсь, что могу на тебя положиться. Слушай внимательно!

Через четыре года с небольшим тебя занесет в чужой город по какому-то делу. Начало мая будет жарким и солнечным. Ты пойдешь наискосок через широкий двор, не по асфальтовой дорожке, а по пыльной вытоптанной в прошлогодней траве тропинке.

Так ты попадешь на детскую площадку со сломанными качелями, перекошенной каруселью и грязной песочницей. Там ты увидишь мальчика в панамке. Сидя на корточках спиной к тебе, он будет рисовать на песке корявого человечка с длинными-длинными ушами, как у мультяшного зайца.

Так вот. Подойди к этому мальчику и скажи громко и отчетливо:

— Здравствуй, Горгон!

Четвертое октября

Девочка, девочка, девочка, девочка, стой! Еще немного, и кровь хлынет из наших ушей и закипит в аортах, за стеной полыхнут предохранители самодельных усилков… Вовка не успеет нас отключить, если ты сейчас не остановишься. Придержи лошадей, замри, не думай!

Пока ты даешь статику, все хорошо, все просто замечательно. Я никогда, понимаешь, ни разу еще не видел такой чистой картинки. Мне почти не составляет труда погнать ее дальше, сквозь холод датчиков, медь проводов, олово контактов, кремний недоступных моему пониманию микросхем, пока она, разорванная на куски и собранная заново, не ляжет обычным графическим файлом на ленту стримера.