Обнаров

Вспыхнул экран. На нем было сразу два слайда. Левый слайд показывал «сдвоенные» педали в интерьере кабины самолета погибшего типа, а на правом эти же педали изображались в интерьере кабины самолета предыдущего типа.

– Отлично! – продолжала Задорожная. – Смотрите, педали с предыдущего типа имеют снизу специальные полочки-чашки под каблук. Ноги в них можно как бы положить и держать постоянно весь полет. На типе погибшей машины таких удобных полочек-чашек, как видите, нет. Соответственно, ногу постоянно на педалях держать нельзя. Но есть такая вещь, как «перенос навыков». Вот и сидел экипаж с ногами на педалях, в привычной позе, наработанной за всю предшествующую летную жизнь. Каблуками вместо положенных носков корректировали направление, а носком ненамеренно притормаживали из-за неправильного положения ног во время взлета. Я летала на обоих типах. И у меня возникала тоска по «старым», удобным педалям. Леднёв, ты же был ведущим летчиком-испытателем машины новой серии. Ты же об этих «неудобных» педалях целые тома написал! С тебя же за упорство тогда звездочку сняли. Почему ты молчишь?!

– Полина Леонтьевна! – повысил голос генеральный. – Вы же сами настаивали на исключительно технической стороне вопроса!

– А ошибки всегда тяжело признавать, Антон Давыдович. Особенно когда цена ошибки сорок две жизни!

Присутствующие зашумели. История конфликта между летчиком-испытателем Игорем Леднёвым и руководством КБ из-за критики этих самых «сдвоенных» педалей нового образца была еще жива в памяти. Начальник летно-испытательного центра Шнуров что-то резко, неодобрительно говорил генеральному, то и дело указывая пальцем на Задорожную.

– Роман Михайлович! – Задорожная повысила голос. – Специально для вас. Чтобы доказать, что я не монстр. Созданное кем-то из пилотов притормаживание само по себе не привело бы к трагедии!

– Конечно, не привело бы! – поддержал Леднёв. – Возникающее замедление экипаж компенсировал бы тягой двигателей и более энергичным «подрывом» передней стойки шасси.

– Спасибо, Игорь. Притормаживание на взлете было первой ошибкой. О второй мы уже говорили. Леднёв?

– Скорость принятия решения.

– Именно! – довольно отметила Задорожная. – Не сто девяносто, а двести десять. Если вы, уважаемые коллеги, успели прочитать материалы расшифровки, любезно предоставленные нам вчера следственным комитетом, вы, конечно, заметили, что на разбеге штурвал второго пилота был не в нейтральном положении, как положено, а чуть отдан от себя.

– И зачем вы нам все это говорите?! – раздраженно бросил Шнуров. – Из-за того, что штурвал был «чуть отдан от себя», самолеты не падают! У вас, надеюсь, все, Полина Леонтьевна? – с вызовом уточнил он.

Генеральный тронул начальника летно-испытательного центра за руку, точно пытаясь остановить. Весь его облик выдавал крайнее внимание и заинтересованность.

– Она хочет сказать, что прижатые к бетонке за счет дополнительного пикирующего момента передние колеса начали вибрировать, – очень тихо сказал генеральный. – Тут еще свою роль сыграли подразбитые амортизационные стойки…

– …еще неровности бетонки… – сказал кто-то.

– Спасибо, Антон Давыдович! Тряска спровоцировала командира начать «подрыв» передней стойки еще раньше, чем наступили неправильно запланированные как скорость отрыва сто девяносто километров в час. Он и получил вполне предсказуемый результат.

– Колеса от земли не оторвались, – сказал следователь.

Задорожная кивнула.

– Возьмите любую крупную авиакатастрофу. В подавляющем большинстве случаев к катастрофе ведет цепочка мелких ошибок. Где же ваш сарказм, Сырников Максим Андреевич?

Она смотрела на следователя холодно и строго, точно классная руководительница на нерадивого ученика.

– А дальше? – все же спросил Сырников.

– «Дальше»… – усмехнулась Задорожная. – «Дальше» у вас в расшифровках «черных ящиков». Пытаясь оторвать передние колеса от земли, командир энергично взял штурвал на себя, подняв таким образом руль высоты на десять градусов вместо восьми с половиной. При этом на штурвале командира возникло усилие в несколько десятков килограммов. Он едва удерживал штурвал двумя руками, переставить рычаги управления двигателями в положение максимальной тяги он уже не мог. Твердил, судя по записи: «Взлетный! Взлетный! Взлетный!» Но турбины и так уже были на пределе… – в ее голосе звучала обреченность. – С ростом скорости увеличилось давление встречного потока на отклоненный руль высоты. Удерживать штурвал стало еще труднее. Руль высоты стоял на десятке в положении кабрирование. Чтобы удержать штурвал, пилот уперся ногами в педали. Непроизвольно давил на тормоз. Как только пикирующий момент от тормозов пропал, самолет с задранным рулем высоты круто поднял нос, потерял скорость и свалился на левое крыло.

Задорожная вздохнула, посмотрела на Шнурова. Начальник летно-испытательного центра был хмур и сосредоточен. Быстро-быстро он что-то чертил на лежавшем перед ним листке.