Обнаружение цели

Выронив, но на кровать, подняв, пока ни кто не понял! И кашку, кашку наворачивать... жидкую, почти как вода.

— Не торопись, Саша. Ты очень долго ничего не ела. Жуй тщательнее, а то может стать плохо.

Что тут жевать? — взглянул я на мечту престарелого беззубика — это пить можно! А вы «жевать», «жевать»! Что я и сделал, церемониально и назло, запрокинув всю тарелку в себя, и проглотив одним глотком.

— Добавки!

— Потерпи...

— Добавки!

— Нет.

Блин. И рассказывать они мне естественно ничего не рассказывают. Подсунули эту тетку психолога в надсмотрщицы и... наблюдают! А я тоже наблюдаю, за ними, и за собой.

Катетер, наличие которого во мне вызывало лишь одну реакцию «какого фига!?» вынули, заштопав дырочку. Однако еще одну трубочку, выходящею откуда-то из старательно забинтованной промежности оставили. И пусть, мне так и не сказали для чего она, сказав нейтральное «это пока нужно», не нужно иметь семи пяти во лбу, чтобы по цвету жидкости понять, что там протекает. Тем более, когда у койки регулярно стоит стеклянная баночка с мочой.

А уж то, что мне постоянно хочется в туалет, и при этом это чувство какое-то странное, зудящее-незначительное... и мысля «да идите вы! Я в койку!» никак не помогает, даёт четкое понимание, что у меня что-то не то с мочевым пузырем. Вряд ли он отсутствует как класс, хотя возможно, но серьёзно поврежден — как факт.

А потому вопрос с ним, как и с катетером — какого фига, а?! Прошло так много времени, а я еще не сросся?! Нет, я понимаю — тело без разума живучее, но безмозглое, и на многое не способно, но всё же! Все же! Или, пока меня атаковали духовно, я зевнул фаталити физические?

Тогда понятно, почему вокруг меня так вьются! Я ж, наверное, когда отец припер в больницу, был просто куском мяса с ногами! Но живым! Умирать и не думающим. Нонсенс! Прецедент! Феномен! Тогда где я?

Англия? Германия? Израиль? Какая клиника мира решила приютить столь ценного кадра для опытов, то есть исследований? Или все же кто-то из наших? Питерцы? А больше то и некому как бы. Тем более что в заграницу я не верю — уж больно тут всё по-нашему.

Обстановка, запахи, звуки, деревья за окном. Персонал! Я охотно верю, что даже ради меня одного, какая-нибудь Нью-Йоркская институтская врачебница, легко могла набрать русскоговорящий персонал, своих, просто знающих на уровне, реально русских, иммигрантов, или вообще переманив напрямую, но все равно бы остались следы!

Проскакивание словечек в речи, акценты, и прочие. Хотя бы у тех же посетителей соседних палат! Чего напрочь нет у окружающих меня людей. Что ведут себя и говорят, исключительно как наши, да из глубинки. С Урала, а не из-за бугра.

Не уж-то родители решились на возвращение в родные сосны?!

Глава 19 - Невидимка

— Пцы... — прицыкнул я, глядя на свой живот, с которого, наконец, вчера, сняли бинты, и на который я смотрю сидя на кровати, откинув одеяло.

Печальное зрелище! Совсем печально. Даже пука нет! Совсем. Зато шрамы... мамкин пирог с рыбой и то аккуратней заштопан бывает! Лоскутное одеяло и то лоскутов меньше имеет! И что-то мне подсказывает, что врачи, не сумевшие натянуть сову на глобус, остатки брюшины на мой живот, позаимствовали часть мяска откуда-то еще. И что-то мне подсказывает, что этим «чем-то» была моя же задница!

Правда пощупать её, дабы убедится, я все так же не в состоянии — пощупал я своими «протезами» свой зад, лишь примерно, по спотыканию «сарделек нечувствительных» об выпуклости, определяя, что шрамы есть и там. А заглянуть себя за спину мне пока что нереально, и это — главная проблема года!

У меня, в спине, кусок железа! Я не вернул себе контроль настолько, чтобы понять что он такое и зачем он там, но уже чувствую его, как нечто инородное, на что все тело жалуется «он! Он противный!» и фиг я изогнуть теперь настолько, чтоб оглядеть хотя бы зад свой визуально.

Не получается! Что-то не дает, мешает... а еще эта, она — БОЛЬ родная. Попытка вернуть себе былой контроль над телом привела к тому, что оно, родимое, начало лить мне в уши стон и крик, плачь и жалобы на ЖЭК единым хором. И это — ужасает.

— Доброе утро, Саш — поздоровался врач, плавно вплывший в палату и миролюбиво улыбаясь.

— Доброе, — буркнул я в ответ без энтузиазма, и с ленцой и неохотой развернув голову к нему, задал многократно повторяемый вопрос — Когда меня уже выпишут?

— Скоро, Саша, скоро.

Ага, скоро, скоро — я только это и слышу уже неделю! И к родителям не пускают, и вообще! Я впрочем, и не горазд то шибко бегать, пока, но это не значит, что согласен лежать болванчиком и слушать сказки! Я и ходить могу!