Брат усиленно избегал меня, больше не улыбаясь и мгновенно пряча взгляд, когда мы случайно встречались у дверей в наши комнаты или у ванной. А ночью, когда весь наш дом засыпал, я невольно слышал через тонкую стену разрывающие мне сердце тихие всхлипывания, от которых меня давило и убивало наше положение дел еще сильнее.
И сегодня Билл опять ушел с ночевкой к своему ботаническому другу. Я слышал, как он говорил об этом с мамой, судя по голосу, даже, видимо, улыбался ей без былого хамства, вызванного ранее, как оказалось, сильным недосыпом и беспокойствами. А потом слегка хлопнула входная дверь.
А сам я уже понимал, что дико взбесился. Не к другу он пойдет, а к похотливым мужикам, которым будет игриво и развязно танцевать в зале, как минимум, у шеста, соблазняя и искушая своими движениями и телом. А про максимум, чего уж таить, мне даже заикаться не хотелось..
И теперь, набравшись со мной опыта, он, выходит, будет со всеми так приваты проводить?
Я стиснул кулаки и хряснул ими со всей силы по столу, мечтая уже яростно взорваться от негодования. Я не хочу, чтобы он там работал! Надо подальше держаться от этого дрянного места, вдруг там кто к нему пристанет, или еще чего..
Нет уж. Он сам играет в эту опасную игру, ходит буквально по лезвию ножа, что может в итоге обернуться чем угодно, если вовремя не выйти из нее, и про риски он же, сто процентов, в курсе. Взрослый же, мать его, и знает, чего хочет.
Я уныло уставился в слепящий своей яркостью монитор, совершенно не умеющий сейчас захватывать мое внимание, и тяжело вздохнул, теряя интерес ко всем своим привычным занятиям. Теперь за него еще волнуйся..
И так, уже дойдя, походу, до истеричного мандража, я резко схватил телефон, тут же собираясь позвонить мелкому и настойчиво велеть вернуться домой, но, словно опомнившись, просто отбросил его в сторону, послав непослушного засранца к черту дальше развлекаться. Сведет он меня с ума своими причудами! И без них я тоже, походу, так скоро загнусь.
Я промучился до трех часов ночи, опять не мог уснуть и чувствовал себя, откровенно говоря, полнейшим идиотом. Отлежал себе все бока и снова стал думать про этого безмозглого придурка. Сумасшедший.. Хоть там охранник и стоит, отслеживают процесс и по камерам, но неужели какой-нибудь псих не захочет, к примеру, чего-то большего? Билл раздетый, слабый, не сможет ведь даже ударить в ответ.. Вот же черт! А ко мне так сам липнул и, можно сказать, морально меня изнасиловал.
Короче говоря, вскоре я уже дошел до такой мощной грани, что хотел собраться, пойти за ним в то страшное логово разврата, схватить за шкворник и пригнать домой, но, оглушив себя гулом принципов и своим же упрямством, так и остался лежать бревном на кровати. Не.. Меня еще там точно не хватало. Пусть теперь разбирается сам.
С такими досаждающими и наглыми угрызениями я и отправился все же ко сну, хотя бы там забывая обо всех из-за него свалившихся на меня проблемах.
Но и впоследствии ситуация не улучшалась. Ведь с каждым днем все было только хуже, и я все чаще стал ловить на себе его безмолвные, напряженные взгляды. Они словно давили меня и едва не расчленяли, пропитанные обидой и сожалением, которое было чудовищно трудно переносить. Скрыться хотелось от его размалеванных глаз, без слов говорящих так много, и столько всего в них читалось, что я терялся и мечтал скорей раствориться, нахрен, в воздухе, чтобы не давать смотреть так на себя. И мы по-прежнему молчали.
И вот снова ночь. Сегодня шестой день уже с момента нашего братского разрыва, и мне, чего скрывать, его чертовски сильно не хватало. Билл вообще всегда был в разы упрямее меня, и если уж он поставил себе цель, к примеру, не выходить из комнаты, то он оттуда ни за что не выйдет, пока его обратно не перемкнет, или сильный голод не выгонит на поиски средств к существованию. Или пока я его не попрошу..
Я тяжело вздохнул и повернулся на бок, в сторону стены, за которой как раз стояла его кровать. Сколько помню, мелкий всегда старался как-то мне угодить и прислушивался к моим советам, и это же с самого детства. И в глупых школьных сочинениях в красках писал, что очень хочет походить на брата, когда вырастет, а не на отца, как писало большинство других ребят. Меня тогда это очень умиляло, и я даже гордился за такой авторитет, когда мама тоже хвалила меня за то, что так сильно помогаю в его воспитании.
Я невольно вспоминал все: когда он, хмурый и злой, в первый раз пришел со школы с ярким фингалом, потом — без сумки, так как дегенераты-одноклассники у него тупо ее отобрали и закинули за гаражи. Случаев была масса. Дальше — хуже. Началась косметика, будь она не ладна, и вызывающая мрачная одежда с цепями, из-за чего я кулаки в кровь смалывал, когда хотел добиться справедливости за его поломанные ребра и ушибы. И мне же почти и не надоедало играть для него эту вечную роль супермена, даже когда брат сам раздражал меня и доводил до настоящего бешенства. Потому что я всегда считал, что семью надо защищать, и ближе их у меня никого никогда и не будет.