Я обреченно простонал и упал вниз лицом на кровать, загоняя самого себя в угол и вдруг начиная сдавленно и даже неестественно смеяться. Кто бы знал, как паршиво мне в тот момент было, и никаких здравых идей в голове на этот счет так и не появлялось. Я будто впал в кратковременный анабиоз, прокручивая в голове недавний разговор с мелким и охреневал с каждой минутой все сильнее.
Я пытался сообразить, как, за что, почему такое вообще могло случиться, и из головы моей чумной не выходил еще и этот недопоцелуй. Сравнивать его со вчерашними было абсолютно бесполезно, где вел большей частью я, здесь я даже не решился на него отвечать в здравом-то уме и памяти, пусть вчера я и словил от этого свою долю ненормального кайфа.
— Не умеет целоваться, и то лезет, — хмыкнул я, торопливо переворачиваясь на спину и утыкаясь бесцельным взглядом в светлый потолок — Очуметь теперь.. Да ну, бля!
Я вскочил с кровати и, матерясь себе под нос, быстро собрался и просто свалил из опасной, никак не дающей мне успокоиться зоны куда-нибудь подальше. Плевать, куда, лишь бы только не здесь..
Чтобы переварить такую жесть мне потребовалось немало пива, времени и пачка сигарет, и то, что я сидел в баре, здесь неподалеку, один, меня даже в этот раз совсем не угнетало. Как я влип! Ужасно влип.. по самые яйца. И это, походу, надолго..
После горы сомнений и нерешительности я все же пришел к худо-бедному выводу, что с Биллом мне теперь, наверно, лучше прекратить всякое общение или свести его до минимума. Терять его совсем мне не хотелось, ведь этот пацан всегда был неотъемлемой и крайне важной частью моей жизни. Но теперь я просто не смогу смотреть на него спокойно и без неловкости, зная, что у него ко мне какие-то не совсем стандартные и братские чувства, а также учитывая и то, что ночное клубное сумасшествие мне чертовски в итоге понравилось. Я не могу.. Что я здесь сделаю?! Он — мой брат! И ничего выше этого никогда быть не может! Так нельзя..
Я безумственно психовал, совершенно не показывая этого внешне, а люди вокруг беззаботно бухали, общались, смотрели футбол, на который мне вообще было как-то до фени. Как так можно-то? Я не могу допустить, чтобы это продолжалось. Или стоит еще раз с ним поговорить? Сказать, мол, извини, Билл, но тебе, наверно, показалось, что я тебе нравлюсь. У тебя еще загоны подростковые не прошли, тебе надо просто побольше общаться с другими, присмотреться к девочкам из класса, бросить свою хуевую работу и начать уже с кем-то мутить, мать его! Какого хрена я нравлюсь ему вообще?! Ибо это ненормально. Не могу я дать ему здесь взаимность, это уж нет.. Максимум, который он получил от меня — это та небольшая практика по поцелуям и отменной дрочке.. другому парню. Зашибись. Чему учу ребенка..
Домой я вернулся душевно измученный, когда уже изрядно стемнело. Схватил от мамы пиздюлин, что явился в не совсем трезвом состоянии, из-за чего мое настроение напрочь было уничтожено и втоптано в грязь, и я сгоряча тупо взял и позвонил своим квартирантам, сказав им начинать порезче подыскивать новое местечко и освобождать мое помещение.
Хрена с два, я больше не хочу тут жить и видеть Билла прямо под носом, пусть делает, че хочет, и так реально будет лучше, если я наконец отсюда съеду и тоже не буду мозолить ему глаза. Перегорит еще! Навыдумывал хрени какой!
На том я, собственно, и порешал и отправился спать, а алкоголь с легкостью помог мне беспроблемно отрубиться.
Следующий день был сплошной игрой в молчанку с самого утра. Я думал, формулировал фразы, как поговорить с ним, поскольку теперь во мне проснулся наконец старший брат, который мало-мало отошел от совместных сексуальных похождений, и Билла надо явно выручать из этой ямы непонимания. Я был уверен, даже убежден, что все пройдет, и он лишь должен перенаправить свое внимание на кого-нибудь еще, а тут я вечно трусь и сую нос в его дела, что тоже могло оказать мне очень даже косолапую услугу.
Мелкий был мрачнее тучи, в откровенно затраханном состоянии, даже к обеду его мама кое-как дозвалась. Он сидел и уныло колупался вилкой в тарелке, апатично и медленно моргая, демонстрируя нам свою бледную замученную жизнью физиономию и бесконечно печальные глаза. И в какой-то момент я вдруг ощутил колючий, очень яркий укус моей недремлющей совести. Как же это все могло случиться..
В итоге протянул я со своей неуверенностью до самого вечера, так и не осмелившись сразу к нему зайти, и то, что мелкий говнюк решил максимально расположиться в своей комнате, избегая лишних контактов, было абсолютно очевидно.
— Билл, это я, — пару раз постучав и дернув ручку, подал голос я, борясь с нелепой дрожью тревоги и волнения, и все же вошел внутрь.
Сгорбившийся Билл, сидящий за столом при свете настольной лампы, тут же дерганно встрепенулся, что-то истерично пряча под ворохом листов и тетрадей, и так же резко обернулся на меня.
— Что? — буркнул он без особого энтузиазма, а я шумно выдохнул и все же рискнул подойти к нему поближе.
— Надо поговорить.