Маэстро, котораго бѣдность нѣсколько озлобила въ періодъ борьбы, почувствовалъ теперь жажду денегъ и сильную жадность, какой друзья никогда не замѣчали въ немъ раньше. Жена его теряла здоровье и выглядѣла все хуже и хуже; дочь подростала, и онъ желалъ дать своей Милитѣ прекрасное образованіе и окружить ее царственною роскошью. Онъ жилъ съ ними въ недурномъ особнякѣ, но мечталъ о чемъ-нибудь лучшемъ для нихъ. Практическій инстинктъ, который всѣ признавали за нимъ, когда его не ослѣпляло искусство, побудилъ Реновалеса сдѣлать изъ кисти средство къ крупному заработку. Картинамъ суждено было исчезнуть, по словамъ маэстро. Маленькія современныя квартиры со скромною отдѣлкою не были пригодны для крупныхъ картинъ, какъ залы старинныхъ временъ, голыя стѣны которыхъ требовали украшеній. Кромѣ того къ мелкимъ, современнымъ комнатамъ, словно изъ кукольнаго домика, подходили только хорошенькія небольшія картинки условной, неестественной красоты. Сцены съ натуры не гармонировали съ этимъ фономъ. Для заработка оставались поэтому только портреты, и Реновалесѣ забылъ свою новаторскую репутацію и пустилъ въ ходъ всѣ средства, чтобы завоевать славу портретиста среди высшаго общества. Онъ сталъ писать членовъ королевской семьи во всевозможныхъ позахъ, не пропуская ни одного изъ ихъ главныхъ занятій: верхомъ на лошади и пѣшкомъ, въ генеральскихъ перьяхъ и въ сѣрыхъ охотничьихъ плащахъ, убивающими голубей и катающимися въ автомобилѣ. Онъ изобразжалъ на полотнѣ красавицъ-аристократокъ, умѣло измѣнивъ съ тайнымъ намѣреніемъ слѣды возраста на ихъ лицахъ, придавъ кистью крѣпость дряблому тѣлу и свѣжій видъ вѣкамъ и щекамъ, ввалившимся отъ усталости и ядовитой косметики. Послѣ этого придворнаго успѣха, богатые люди стали видѣть въ портретѣ кисти Реновалеса необходимое украшеніе своихъ салоновъ. Они желали имѣть только его работу, потому что подпись его оплачивалась нѣсколькими тысячами дуро. Писанный имъ портретъ служилъ доказательствомъ богатства, подобно автомобилю лучшей фирмы.
Реновалесъ разбогатѣлъ, насколько художникъ можетъ только разбогатѣть. Въ это время онъ выстроилъ себѣ около парка Ретиро роскошный особнякъ, который завистливые люди называли его «пантеономъ».
Онъ испытывалъ страстное желаніе создать себѣ гнѣздышко по своему вкусу, подобно моллюскамъ, которые дѣлаютъ изъ собственнаго сока домъ, служащій имъ для жилья и защиты. Въ немъ пробудилась жажда пышнаго блеска и хвастливой, комичной оргинальности которые спятъ ъъ душѣ каждаго художника. Сперва онъ мечталъ воспроизвести дворецъ Рубенса въ Антверпенѣ съ открытыми балконами, служившими художнику мастерскими, и тѣнистыми садами, гдѣ цвѣли во всѣ времена года цвѣты, порхали птицы съ яркими перьями, похожія на летучіе букеты, и играли въ аллеяхъ газели, жирафы и другія экзотическія животныя, служившія великому маэстро моделями, въ его стремленіи писать природу во всемъ ея великолѣпіи.
Но мадридскій участокъ въ нѣсколько тысячъ квадратныхъ футовъ съ неплодородіемъ и чисто кастильской сухостью почвы, обнесенный жалкимъ заборомъ, скоро заставилъ Реновалеса отказаться отъ этой мечты. Въ виду невозможности завести у себя Рубенсовскую роскошь, онъ выстроилъ въ глубинѣ маленькаго сада нѣчто въ родѣ греческаго храма, предназначеннаго и для жилья, и для мастерской. На треугольномъ фронтонѣ высились три треножника въ видѣ жертвенниковъ, придававшихъ зданію видъ монументальной гробницы. Но во избѣжаніе всякаго недоразумѣнія у публики, останавливавшейся по ту сторону рѣшетки поглядѣть на зданіе, маэстро велѣлъ изобразить на каменномъ фасадѣ его лавровыя гирлянды, палитры, окруженныя вѣнками, а посреди этихъ наивныхъ и скромныхъ украшеній выгравировать краткую надпись золотыми буквами довольно. крупнаго размѣра: «Реновалесъ». Это было ничто иное, какъ торговое заведеніе. Внутри въ двухъ мастерскихъ, гдѣ никто никогда не работалъ, и которыя предшествовали настоящей рабочей мастерской, были выставленны оконченныя картины на мольбертахъ, покрытыхъ старинными матеріями, и посѣтители любовались театральною выставкою оружія, ковровъ, старыхъ знаменъ, висѣвшихъ съ потолка, витринъ съ разными красивыми бездѣлушками, глубокими диванами съ навѣсами изъ восточныхъ матерій, наброшенныхъ на копья, и столѣтними открытыми сундуками съ безконечнымъ множествомъ ящиковъ и отдѣленій, переливавшихъ матовымъ золотомъ отдѣлки.
Эти мастерскія, гдѣ никто не работалъ напоминали рядъ роскошныхъ пріемныхъ врача, который беретъ по сто песетъ за консультацію, или отдѣланныя въ строгомъ стилѣ комнаты знаменитаго, честнаго адвоката, который не открываетъ рта безъ того, чтобы не отобрать себѣ добрую часть состоянія кліента. Публика, ожидавшая пріема въ этихъ двухъ мастерскихъ величиною съ добрую церковь, гдѣ все дышетъ величественною тишиною старины, подвергалась въ нихъ необходимой подготовкѣ для того, чтобы согласиться на невѣроятно высокія цѣны, требуемыя маэстро за портреты.