Реновалесъ добился знаменитости и могъ спокойно почивать на лаврахъ, по словамъ его почитателей. И тѣмъ не менѣе маэстро былъ часто грустенъ, и душа его, озлобленная тайнымъ недовольствомъ, искала нерѣдко облегченія въ шумныхъ вспышкахъ гнѣва.
Достаточно было самаго пустяшнаго нападенія ничтожнѣйшаго врага, чтобы вывести его изъ себя. Ученики его полагали, что это дѣло возраста. Онъ такъ состарился отъ борьбы, что горбился слегка и выглядѣлъ на десять лѣтъ старше своего возраста.
Въ этомъ бѣломъ храмѣ, на фронтонѣ котораго красовалось въ славныхъ золотыхъ буквахъ его имя, Реновалесъ былъ менѣе счастливъ, чѣмъ въ маленькихъ квартиркахъ въ Италіи или въ жалкомъ мезонинѣ около цирка для боя быковъ. Отъ Хозефины первыхъ временъ ихъ брака осталась только жалкая тѣнь, а отъ Обнаженной, доставлявшей ему столько чудныхъ минутъ по ночамъ въ Римѣ и въ Венеціи – лишь воспоминаніе. По возвращеніи въ Испанію обманчивое здоровье и крѣпость молодой матери живо испарились.
Она худѣла, точно ее пожиралъ тайный внутренній огонь, отъ котораго таяли прелестныя округлости граціознаго тѣла. Подъ блѣдной, дряблой кожей сталъ обнаруживаться острый скелетъ съ темными впадинами. Бѣдная Обнаженная! Мужъ относился къ ней съ искреннимъ состраданіемъ, приписывая разстройство ея здоровья тяжелымъ заботамъ и труду, которымъ она подвергалась по возвращеніи въ Мадридъ.
Ради нея мечталъ онъ добиться славы и богатства и окружить ее желаемымъ комфортомъ. Основою ея болѣзни было нравственное огорченіе, приведшее къ неврастеніи и черной меланхоліи. Бѣдняжка несомнѣнно страдала въ Мадридѣ, гдѣ она вела до замужества сравнительно блестящій образъ жизни, а теперь была обречена на жалкое существованіе бѣдной женщины въ убогой квартирѣ, стѣсненная въ деныахъ и занимаясь часто даже черною работою. Она жаловалась на непонятныя боли; ноги ея подкашивались, она падала на стулъ и просиживала такъ часами, рыдая безо всякой причины. Пищевареніе ея разстроилось; желудокъ цѣлыми недѣлями отказывался иногда отъ всякой пищи. По ночамъ она металась по постели отъ безсонницы, а съ первыми лучами солнца была уже на ногахъ, дѣловито бѣгая по всему дому, перерывая каждый уголъ и ища предлога для ссоры то съ прислугою, то съ мужемъ, пока она не падала отъ безсилія и заливалась слезами.
Эти домашнія сцены огорчали художника, но онъ выносилъ ихъ покорно и терпѣливо. Къ прежнему чувству любви присоединилось теперь нѣжное состраданіе къ ея слабому существу; отъ прежней красоты остадись только глубоко впавшіе глаза, сверкавшіе таинственнымъ огнемъ лихорадки. Бѣдняжка! Нужда привела ее въ такое состояніе. Мужъ испытывалъ даже угрызенія совѣсти при видѣ ея слабости. Ея судьба была подобна жизни солдата, пожертвовавшаго собою ради славы генерала. Реновалесъ одержалъ побѣду въ жизненной борьбѣ, но разстроилъ жизнь любимой женщины, не вынесшей тяжелаго напряженія.
Кромѣ того онъ не могъ достаточно нахвалиться ея материнскимъ самоотреченіемъ. Утраченное здоровье перешло черезъ ея молоко къ Милитѣ, привлекавшей своимъ крѣпкимъ сложеніемъ и яркимъ румянцемъ всеобщее вниманіе. Жадность этого сильнаго и мощнаго созданія въ грудномъ возрастѣ истощила организмъ молодой матери.
Когда художникъ разбогатѣлъ и устроилъ семью въ новомъ особнякѣ, онъ былъ преисполненъ наилучшихъ надеждъ и увѣренъ, что Хосефина воскреснетъ теперь. Врачи утверждали, что перемѣна къ лучшему должна наступить очень быстро. Въ первый же день, когда мужъ съ женою обходили вдвоемъ комнаты и мастерскія новаго дома, съ удовольствіемъ разглядывая мебель и всѣ старинные и современные предметы роскоши, Реновалесъ обнялъ свою блѣдную куколку за талью и склонился къ ней, прикасаясь бородою къ ея лбу.
Все это богатство принадлежало ей – особнякъ съ роскошною обстановкою, деныи, оставшіяся у него, и тѣ, что онъ собирался еще заработать. Она была полною хозяйкою въ домѣ и могла тратить, сколько ей заблагоразсудится. Реновалесъ собирался работать изо всѣхъ силъ. Она могла теперь блистать роскошью, держать собственныхъ лошадей, возбуждать зависть прежнихъ подругъ, гордиться виднымъ положеніемъ жены знаменитаго художника, имѣя на то несравненно больше права, чѣмъ другія, получившія путемъ брака графскую корону… Довольна она теперь? Хосефина отвѣчала утвердительно, слабо покачивая головою, и даже встала на цыпочки, чтобы поцѣловать въ знакъ благодарности бородатаго мужа, баюкавшаго ее нѣжными словами. Но лицо ея было печально, а вялыми движеніями она напоминала поблекшій цвѣтокъ, какъ будто никакія радости на свѣтѣ не могли вывести ее изъ состоянія тяжелой грусти.
Черезъ нѣсколько дней, когда первое впечатлѣніе сгладилось, въ роскошномъ особнякѣ возобновились тѣ приаадки, что постоянно случались при прежнемъ образѣ жизни.
Реновалесъ заставалъ ее въ столовой, всю въ слезахъ, причемъ она никогда не могла объяснить причины ихъ. Когда онъ пытался обнять и приласкать ее, какъ ребенка, маленькая женщина сердилась, точно онъ наносилъ ей оскорленіе.
– Оставь меня! – кричала она, устремляя на него враждебный взглядъ. – He смѣй трогать меня. Уходи.