Обнаженная Япония. Сексуальные традиции Страны солнечного корня

Если это так, то типичный образец романтической лирики подарил название образчику самурайского трактата о морали, радикально отличающейся от морали аристократов древней Японии, хотя что-то общее между ними, конечно же, есть.

«Хагакурэ» написано примерно в 1710 году, во времена расцвета токугавской Японии — мощного и стройного государства, идеалы которого во многом легли в основу Японии современной. В том числе и идеалы, связанные со сферой человеческих чувств и переживаний. Спустя 250 лет у Яма-момото Цунэтомо, известного также под своим монашеским именем Дзете, появился гениальный последователь, развивший и отшлифовавший его теорию до предела, поддержавший ее своей репутацией талантливого писателя, проживший и умерший в соответствии со своим представлением о «Хагакурэ». Речь идет о знаменитом писателе Мисима Юкио, ставшем культовым автором в постсоветской России с легкой руки замечательного переводчика Григория Чхартишвили. Помимо собственных романов, пьес и эссе, Мисима написал еще обширные комментарии к своей любимой книге — «Хага-курэ», названные им «Хагакурэ Нюмон» — «Введение в Хага-курэ», ценные для нас тем, что противоречивые отношения любви, секса и страсти оцениваются там с точки зрения японца почти наших дней (Мисима погиб в 1970 году).

Писатель называл характеристику самурайской любви, данную Ямамото, «последовательной теорией романтической любви» и снова и снова возвращался к тезису о «тайной любви», которая теряет свои достоинства, как только становится высказанной. Сознательно или нет, Мисима гиперболизировал даосские представления о сексуальной энергии, утверждая, что «любовный трепет угасает в момент передачи» сексуальной энергии, которую, по его мнению, можно только накапливать в себе, но нельзя транслировать вовне. Логично, что высшим идеалом в таком случае является любовь, которую человек уносит с собой в могилу, и это полностью согласуется с теориями Ямамото. Пылкий консерватор, Мисима открыто выражал недовольство «распущенностью» молодежи, что сегодня звучит довольно забавно, учитывая, что молодежь середины XX века уже вовсе не представляется нам такой сексуально раскрепощенной, какой ее видел японский писатель. Но что самое удивительное, Мисима сетовал на то, что у этой «распущенной» молодежи в сердцах «не осталось больше места для того, что мы называем романтической любовью». Непонятно, кого имел в виду Мисима под местоимением «мы», но он явно считал, что современная прямолинейность в достижении своих романтических целей ведет к угасанию любви и неспособности любить. Оставим это мнение на совести у классика японской литературы, но еще раз задумаемся: а ведет ли к развитию способности любить путь, указанный Ямамото и поддержанный Мисимой: страдать, молчать, умереть?

Кажется, что и сам Мисима понимал, что тут что-то не так, и писал, жалуясь, как почитавшийся им старый монах, на современную молодежь, что в былые времена люди умели находить «золотую середину» между «романтической любовью и сексуальным желанием»: «Молодые люди поступали в университет, и их друзья-старшекурсники вели их в публичный дом, где они учились удовлетворять вожделение. Но в то же время эти молодые люди не осмеливались прикоснуться к женщине, которую подлинно любили. Таким образом, любовь в довоенной Японии не исключала проституции, но в то же время сохраняла старые “пуританские” традиции. Как только мы признаём существование романтической любви, мы понимаем, что у мужчин должна быть возможность удовлетворять плотские желания. Без этого подлинная любовь невозможна. В этом трагическая сторона мужской физиологии».

Комментарий Мисимы к «Хагакурэ» становится гениальным в своей простоте объяснением современного сексуального поведения японских мужчин, и объяснением вполне достоверным, несмотря на то что в завершение его Мисима, всю жизнь влекомый идеей смерти, резюмировал, привязываясь к своей любимой теме: «Романтическая любовь черпает свою силу из смерти. Человек должен умереть за свою любовь, и поэтому смерть очищает любовь и делает ее трепетной. “Хагакурэ” говорит, что это идеальная любовь». Интересно, что Мисима, взгляды которого можно с полным правом назвать националистическими, чтобы подтвердить свою теорию о смерти как высшей стадии любви, цитирует знаменитого американского японоведа Дональда Кина: «Когда влюбленные принимают решение стать на митиюки, на путь смерти, их слова начинают звучать яснее, и сами эти люди, кажется, становятся выше ростом».