Обнаженная

Но черезъ нѣсколько дней онъ снова приставалъ къ Котонеру съ таинственнымъ видомъ: «Мнѣ надо показать тебѣ кое что… пойдемъ со мною». И разставаясь съ веселою молодежью, которая раздражала стараго друга, Реновалесъ велъ его въ musichаll и показывалъ ему другую безстыжую женщину, которая скандально подкидывала ноги или виляла животомъ, обнаруживая подъ маскою гримма малокровную блѣдность.

– А эта? – умолялъ маэстро со страхомъ, какъ бы не довѣряя своимъ глазамъ. – Тебѣ не кажется, что въ ней есть что-то общее съ Хосефиною? Она не напоминаетъ тебѣ покойную?

Котонеръ приходилъ въ бѣшенство.

– Ты съ ума сошелъ. Ну, какое ты видишь сходство между бѣдняжкою, такою доброю, нѣжною, воспитанною и этою… безстыжею сукою?

Послѣ нѣсколькихъ неудачъ, поколебавшихъ въ немъ вѣру въ правильность воспоминаній, Реновалесъ не рѣшался больше обращаться къ другу за совѣтомъ. Стоило ему высказать желаніе пойти съ другомъ въ театръ, какъ Котонеръ мигомъ уклонялся.

– Опять открытіе? Довольно, наконецъ, Маріано, пора тебѣ выкинуть эти глупости изъ головы. Если люди узнаютъ объ этомъ, тебя примутъ за сумасшедшаго.

Ho несмотря на гнѣвъ старика, маэстро упорно настоялъ однажды на томъ, чтобы Котонеръ отправился съ нимъ вмѣстѣ посмотрѣть «Красавицу Фреголину», испанку, пѣвшую въ одномъ маленькомъ театрѣ въ нижнемъ кварталѣ. Имя ея крупнѣйшими буквами красовалось на всѣхъ углахъ Мадрида. Реновалесъ ходилъ ежедневно смотрѣть на нее втеченіе двухъ недѣль.

– Ты долженъ непремѣнно посмотрѣть ее, Пепе. Хотя бы одну минутку. Умоляю тебя… Надѣюсь, теперь то ты не скажешь, что я ошибся.

Котонеръ уступилъ горячей мольбѣ друга. Имъ пришлось долго ждать появленія на сценѣ «Красавицы Фреголины»; сперва шли танцы, потомъ пѣніе подъ аккомпаниментъ рычанья публики. Это чудо приберегалось для послѣдняго номера. Наконецъ, въ торжественной обстановкѣ, среди взволнованнаго шопота ожиданія, оркестръ заигралъ вступленіе, хорошо знакомое всѣмъ поклонникамъ дивы, розовый лучъ прорѣзалъ маленькую сцену, и изъ-за кулисъ выпорхнула «Красавица».

Это была маленькая, стройная женщина, худоба которой граничила съ изможденностью. Ея недурное лицо, нѣжное и грустное, было красивѣе фигуры. Изъ-подъ колоколообразной черной юбки съ серебряными нитями выглядывали хрупкія, худыя ноги, состоявшія почти изъ одной кожи да костей. Вымазанная бѣлилами кожа надъ газовою оборкою декольте слегка приподнималась на груди и на выступающихъ ключицахъ. Первое, что бросалось въ глаза, были ея глаза, ясные, большіе, дѣвственные, но не чистой, а испорченной дѣвушки. Временами въ нихъ вспыхивалъ огонекъ сладострастія, не мутившій, впрочемъ, ихъ ясной поверхности.

Она двигалась по сценѣ, какъ начинающая артистка, подбоченившись, угловато выставивъ локти, смущаясь и краснѣя, и въ этой позѣ она пѣла фальшивымъ голосомъ отвратительныя сальности, которыя рѣзко контрастировали съ ея кажущеюся робостью. Въ этомъ и состояла ея заслуга, и публика встрѣчала ея отталкивающія слова одобрительнымъ рычаньемъ, довольствуясь этими прелестями и не требуя, изъ уваженія къ ея священной неподвижности, чтобы она задирала ноги или виляла животомъ.

При появленіи ея художникъ толкнулъ друга локтемъ. Онъ не рѣшался заговорить, тревожно ожидая мнѣнія старика и слѣдя однимъ глазомъ за выраженівмъ его лица.

Другъ оказался великодушнымъ.

– Да… нѣкоторое сходство есть. Глазами… фигурою… манерами она напоминаетъ Хосефину; она даже очень похожа… Но что за обезьяньи гримасы она строитъ! Какія гадкія слова!.. Нѣтъ, это уничтожаетъ всякое сходство между ними.

И, словно его раздражало это сходство между милой покойницею и этою безголосою и противною дѣвченкою, Котонеръ насмѣшливо повторялъ всѣ циничныя выраженія, которыми оканчивались куплеты.

– Прелестно!.. Очаровательно!..

Но Реновалесъ оставался глухъ къ этой ироніи. He отрывая глазъ отъ «Фреголины», онъ продолжалъ толкать друга локтемъ и шептать:

– Это она, не правда ли?.. Совсѣмъ она; такая же фигура… Кромѣ того, Пепе, у этой женщины, видно, есть талантъ… и грація.

Но Котонеръ насмѣшливо качалъ головою. Конечно. И видя, что по окончаніи номера Маріано собирается остаться еще на второе представленіе и не встаетъ съ кресла, онъ рѣшилъ было распрощаться съ нимъ, но въ концѣ концовъ остался и поудобнѣе усѣлся въ креслѣ, съ намѣреніемъ подремать подъ музыку и говоръ публики.

Нетерпѣливое прикосновеніе маэстро вывело его изъ пріятныхъ мечтаній. «Пепе… Пепе». Тотъ повернулъ голову и сердито открылъ глаза. «Чего тебѣ?» На лицѣ Реновалеса появилась хитрая, медовая улыбка. Очевидно, маэстро собирался поднести ему какой-нибудь сюрпризъ въ сладкой оболочкѣ.

– Мнѣ пришло въ голову, что мы могли-бы зайти на минутку за кулисы и посмотрѣть ее вблизи…

Другъ отвѣтилъ ему съ искреннимъ негодованіемъ. Маріано воображалъ себя, повидимому, молодымъ человѣкомъ и не отдавалъ себѣ отчета въ своей внѣшности. Эта госпожа подниметъ ихъ на смѣхъ и разыграетъ роль цѣломудренной Сусанны, къ которой пристаютъ два старика… Реновалесъ замолчалъ, но вскорѣ опять заставилъ друга очнуться отъ дремоты.