Обнаженные чувства

— Да, черт возьми, потому, что я хочу этого! Я не собираюсь морочить тебе голову бреднями о моей сумасшедшей любви, но все-таки ты мне нужна. Даже сейчас. В тебе есть что-то такое, какое-то необъяснимое свойство, которое я не встречал ни у одной другой женщины. Я не могу точно объяснить, что это, но оно продолжает притягивать меня к тебе. Ты продолжаешь притягивать меня к себе, это просто необъяснимо, необычно для такого человека, как я. Похоже, что ты нужна мне, я чувствую, что ты со мной будешь честна, и… Черт, что-то я разговорился. Ну, а что ты, Ева? Ты ведь воспитана в старорежимном католическом духе. Почему же ты так и не вышла замуж? Его слова задели ее, и она выпалила в ответ:

— Потому что я никогда не хотела выходить замуж! Я хотела оставаться свободной, найти себя в чем-нибудь, заниматься полезной работой, самой познать жизнь, а не вычитывать о ней из книжек. Для моих ушей слово «замужество» всегда звучало как «ловушка», пока я не встретила Дэвида, вот тогда я…

— Ты на самом деле думала, что он на тебе женится?

— А почему бы и нет? Он с самого начала дал мне понять, что он… он не хочет, чтобы я была еще с кем-то, кроме него. Он мне звонил каждый день, везде брал меня с собой! Если бы не было этой идиотской вечеринки на выезде и эта стерва Глория Риардон не подстроила свою подлость, он, может быть, уже бы…

— Ты, кажется, собираешься найти успокоение в своих «может быть» и «если бы», Ева? Черт возьми, кукленок, он ведь играл тобой, ты же сама только что в этом призналась. Я сам в своей жизни играл столькими женщинами, что точно могу сказать: я-то знаю, как легко вас одурачить. Небось твердил все время, как он тебя любит? Что ты у него — самая большая любовь в его жизни? Наплести можно чего угодно, детка. Ну скажи, что Дэвид Циммер для тебя такого сотворил, кроме того, что он имел тебя, когда ему было надо, да морочил тебе голову своими смутными обещаниями? Да уж, Фрэнси порассказала мне о своем старшем брате и о том, как он крутит своими дамочками.

— Брэнт, не надо!

Она почувствовала боль будто от физического удара и рванулась бы прочь, если бы его мощные руки не прижали ее плечи к постели. Взгляд его синих глаз стал суровым.

— Ева, скажи мне. В ту ночь, в ночь, когда ты побывала у меня, когда ты вырвалась из моих рук в поисках утешения и защиты, когда ты ему обо всем рассказала, что он для тебя сделал? Он тебя обнял? Извинился перед тобой за то, что он послал тебя сюда, чтобы ты выполнила самую грязную работу для него? Помог тебе направить заявление в суд? Или же он стал обвинять тебя в том, что ты сама с готовностью стала участницей той милой скромненькой оргии? Даже не пробуй ответить — я сам вижу в твоих глазах этот ответ! Так почему же не посмотреть правде в лицо? Ты просто балдеешь от того, как этот ублюдок здорово тебя трахал, как он играл тобой, все время держа тебя при этом на вытянутой руке, в состоянии томительной неопределенности… Что, разве это не так? Я-то уж в этих штучках знаю толк, детка моя, в тонкостях. Например, та сцена во время вечеринки с этой юной сучкой Фрэнси и ее зазнобой. Да, что и говорить, — сколько всего можно напридумывать! Ты хочешь отправиться по этому маршруту? Неужели ты собираешься ждать и надеяться, что Дэвид вернется к тебе? Разве лучше было бы, если бы ты отправилась с ним и с этой его новой курочкой? И чтобы меня не было там, в аэропорту? Ты бы твердила себе, что он всего лишь хочет возбудить в тебе ревность, а потом, может быть, все-таки позвонит тебе?

Он говорил все это резким и почти что злым тоном. И Ева почти физически ощущала, как каждое произнесенное им безжалостное слово вонзается в ее душу, отзываясь в ней болью правды.

— Брэнт, пожалуйста!

— Что «пожалуйста», Ева? «Пожалуйста» оставить тебя в покое, или «пожалуйста» не говорить то, чего ты не хочешь слышать, или «пожалуйста» трахнуть тебя снова, чтобы ты смогла закрыть глаза и думать, что это делает он?

Она зажмурила глаза от жестокости его слов и слепо вытянула руку, коснувшись его бедра.

— Пожалуйста, постарайся понять, что я боюсь! Я уже просто не знаю, чему и кому можно верить, — все так стремительно понеслось на меня. В Нью-Йорке мне казалось, будто я все время пребываю во сне, потому что я вдруг очутилась там, где так долго мечтала быть, и это меня к тому же напугало. Одновременно я хотела выбросить Дэвида из памяти, но я не хотела, чтобы это стало причиной… О, Господи, что я несу!

Она плакала, сквозь плач расслышав, как он вздохнул перед тем, как притянул ее к себе и вплотную приблизил свое лицо к ее волосам. И вдруг, к своему удивлению, она обнаружила, что от всего его тела, его сильных рук, обнимающих ее, исходит успокоительное тепло.

Он дал ей выплакаться, пока ее всхлипы не перешли в прерывистое дыхание, а потом — что было почти неотвратимо — он снова начал добиваться ее. Однако на этот раз он был просто воплощением нежности. Он ласкал и ласкал ее, покрывая ее поцелуями, не стараясь проникнуть внутрь.